Принцип, в силу которого все происходит «согласно судьбе [panta kath' heimarmenē
]» (ibid. 570 c. P. 23), имеет смысл, лишь если принимать во внимание, что выражение «согласно судьбе» относится не к антецеденту, а исключительно к порядку эффектов и следствий. «Предопределенным или предначертанным судьбой дóлжно считать лишь то, что является эффектом изначально установленного [proēgēsamenois] в божественном раскладе» (Ibid. 570 e. P. 24). Иными словами, судьба делит сущее на два различных плана: план общих антецедентов (proēgoumena) и план частных эффектов. Первые каким-то образом охватываются судьбой, но не происходят согласно предначертанию судьбы; а судьба есть то, что фактическим образом вытекает из взаимосвязи между этими двумя планами.Именно здесь Плутарх вводит учение о провидении, которое являет собой не что иное, как более строгую формулировку теории фатума. Провидение, как и фатум-сущность, имеет тройную фигуру, которая воспроизводит схему трех божественных порядков из Второго псевдоплатоновского письма. Первым и высшим провидением является мышление или воля первого бога – «благодетельница в отношении всего», в соответствии с которой всякое существо было расположено наилучшим и самым прекрасным образом (Ibid. 572 f. P. 30). Это провидение «сотворило судьбу и некоторым образом ее объемлет» (Ibid. 574 b. P. 33). Провидение второго рода, которое было сотворено одновременно с судьбой и объемлемо вместе с ней, есть провидение младших богов, бороздящих небо; именно в соответствии с ним располагается и поддерживается в бытии все смертное. Провидение третьего рода, которое было создано «после судьбы» и в ней содержится, принадлежит демонам, которые призваны контролировать и направлять человеческие действия. Лишь первое провидение, по мысли Плутарха, достойно своего имени. Он является «самой древней сущностью», и потому он стоит выше судьбы, ибо «все, что происходит согласно судьбе, происходит и в соответствии с провидением, но не все, что подчиняется провидению, охватывает судьба» (Ibid. 573 b. P. 30). И если судьба сравнивалась с законом, то высшее провидение подобно «политическому законодательству, которому подлежат человеческие души» (Ibid. 573 d. P. 32).
Провидение и фатум у Плутарха разделены и в то же время тесно переплетены между собой. Если высшее провидение соответствует плану первичного и всеобщего, то фатум, объемлемый провидением и отчасти ему тождественный, соответствует плану частных эффектов, из него проистекающих. Но верхом двусмысленности представляется отношение «побочности», или «действительности» (akolouthia
). Важно уяснить степень новизны, которую этот подход привнес в классическую онтологию. Перевертывая аристотелевское определение конечной причины и низвергая ее примат, он превращает в «эффект» то, что у Аристотеля фигурировало как цель. Будто бы отдавая себе в этом отчет, Плутарх замечает, что «любители излишнего педантства в таких вещах, возможно, скажут, что первичный характер принадлежит частному, ибо именно ввиду последнего существует всеобщее, а цель априорна в отношении того, что свершается ради ее достижения» (Ibid. 569 f. P. 22). Иными словами, ключевой особенностью машины провидение-фатум является ее функционирование наподобие двухполюсной системы, действие которой сводится к созданию своего рода зоны неразличимости между первичным и вторичным, между общим и частным, между конечной причиной и эффектами. И хотя Плутарх, как и Александр, никоим образом не имел целью управленческую парадигму, «эффектуальная»[154] онтология, выcтраиваемая в его рассуждении, некоторым образом содержит условие возможности управления, понимаемого как деятельность, в конечном счете направленная не на общее и частное, не на первичное и последующее, не на цель и средства, но на их функциональное соотношение.