Царство и Слава. К теологической генеалогии экономики и управления

5.9. Текстом, посредством которого христианская теология восприняла диспозитив провидение-фатум, является «De consolatione philosophiae»[157] Боэция. Весь разговор между безутешным Боэцием и госпожой Философией, отогнавшей от него муз поэзии – «распутных лицедеек», – вращается вокруг вопроса о том, каким образом мир управляется Богом («quibus… gubernaculis regatur», I, 6), а также вокруг причин очевидного торжества зла над добром и победы фортуны над справедливостью. Единственное средство исцеления в состоянии смятения и забытья, в которое впал Боэций, – это «истинное учение об управлении миром [veram de mundi gubernatione sententia]» (Ibid.). Поэтому рассеяв первые сомнения, прелестная и строгая наставница, некогда научившая его «применять на практике общественного управления то, что он познал во время уединенных занятий на досуге» (1, 4), с улыбкой соглашается изложить ему это сложнейшее учение о провидении и фатуме, апории которого она сама в своей речи уподобляет головам гидры: едва срубишь одну голову – тут же вырастает бесчисленное множество других (4, 6).

Провидение и фатум, трансцендентность и имманентность, которые уже у Плутарха и Прокла формировали двустороннюю систему, теперь отчетливо расчленены, создавая идеальную машину управления миром. Происхождение и движение мироздания, как объясняет своему ученику Философия, получает свои причины, порядок и форму от божественного ума. Но последний утвердил двоякий способ управления вещами (rebus gerendis):

Этот способ, когда рассматривается в чистом виде в самом божественном разуме, называется провидением; если же он сопрягается с вещами, которые он приводит в движение, и располагает, то, как еще ведется от древних, он называется судьбой. Что эти два понятия различны, становится очевидным, если вникнуть в их смысл. Ведь провидение есть сам божественный разум, стоящий во главе всех вещей и располагающий все вещи; фатум же есть имманентное расположение [dispositio

: латинский аналог ойкономии] изменяющихся вещей, посредством которого провидение связывает всякую вещь со своими установлениями. Провидение объемлет в равной степени все – как отдельное, так и бесконечное; фатум же упорядочивает движением отдельные вещи, распределенные по разным местам, формам и временам; так, развертывание временного порядка, заключенное в предзнании божественного разума, есть провидение, а тот же порядок, расположенный и разветвленный во времени, зовется фатумом. Провидение и фатум хотя и различаются, однако взаимосвязаны между собой. Порядок фатума вытекает из простоты провидения

[158] [Ibid.].

Двойственный характер управления миром и в то же время связующее начало, объединяющее два аспекта, возможно, никогда не утверждались со столь безапелляционной ясностью, как в этом отрывке. Сила, управляющая миром, есть результат взаимодействия трансцендентного, простого и вечного принципа и имманентной ойкономии

(«inhaerens rebus»), развернутой во времени («explicata temporibus») и пространстве («locis […] distributa»). Эти два принципа разнородны, но взаимозависимы («alterum […] pendet ex altero») не только потому, что фатум вытекает из провидения, но и потому, что, как поясняется в песне, завершающей главу, если бы фатум не сдерживал вещи в их движении, «все, что ныне объемлет непреложный порядок, распалось бы, отдаляясь от своего истока».

Что речь идет о самой настоящей парадигме управления, сообщается госпожой Философией в следующем отрывке, в котором экономика мироздания описывается посредством образов и лексики, отсылающих к сфере многоуровневого управления царством или империей: