В толковании на 12-е правило Антиохийского собора Феодор Вальсамон излагал эту мысль просто и ясно: «Поскольку грамота св. Константина, данная св. Сильвестру, определяет, что папа имеет все императорские права, а II и IV Вселенские Соборы дали патриарху Константинопольскому преимущества папы и определили, что он во всем почтен подобно папе»[464]
.Таким способом удалось «избавиться» от апостола Петра, подтвердить востребованность «камня веры» в Восточной церкви, не прибегая к помощи jus divinum
, и подтвердить непогрешимость Вселенских Соборов, которые признали за Константинопольским патриархом «первенство чести» сразу после Римского папы. В результате вместо обещанного противостояния «греховному папству» «истинно православной» канонической теории и практики получили два противоборствующих вида папизма, основанных на одних и тех же идеях. Причем греческий папизм, как мы видим, способен еще меньше представить доводов в свое обоснование, чем папизм латинский. Зато нередко гораздо амбициознее первого.Теоретиков восточного папизма нисколько не смутили две очевидные несуразицы, которые не оставляют камня на камне от их канонических построений. Если Римский папа непогрешим, то как он мог впасть в схизму?! А если непогрешимость его не носит абсолютный характер, то откуда, спрашивается, она может появиться у Константинопольского патриарха? Без нее же, понятно само собой, вселенского учительства не получается.
И второе: если патриарх все же непогрешим на папский манер ex cathedra
, то куда отнести сонм предстоятелей Константинопольской кафедры, осужденных (Вселенскими и Поместными соборами) как еретиков и даже ересиархов? Достаточно сказать, что III Вселенский Собор анафематствовал Нестория (428–431), VI Вселенский – Сергия I (610–638), Пирра (638–641; 655), Павла II (641–653), Петра (655–666). Ересь иконоборчества завершилась анафематствованием Анастасия (730–754), Константина II (754–766), Никиты I (766–780), «предводителей ереси, наставников погибели»; Феодота Каситера (815–821), Антония I (821–837), Иоанна VII Грамматика (837–841). За пособничество униатам своей кафедры лишился Иоанн XI Векк (1275–1282). В XIV в. подобной же участи удостоился патриарх Иоанн XIV Калека (1333–1347).То обстоятельство, что на момент написания «Эпанагоги» греки еще не использовали термины «ex cathedra»
и «непогрешимость», которые родились веками позднее, не меняет существа дела, поскольку те римские прерогативы, на которые претендовали «византийские папы», имеют в виду именно эти свойства, о которых у нас идет речь. Скажем также, что едва ли факт наделения «Вселенского патриарха» в 1453 г. султанским фирманом полномочиями главы всех православных христиан, проживавших в границах Блистательной Порты, свидетельствует в пользу того, что его прерогативы имеют своим источником «божественное право». Как известно, власть патриарха была практически беспредельной, только политические преступления подлежали рассмотрению суда турецкой власти[465].Позднее, когда после падения Константинополя в 1204 г. на обломках Византийской империи создалось несколько автономных и претендующих на главенство в православном мире государств, аналогичные претензии высказывали Охридские архиепископы, резидентировавшие в Эпирском царстве и главенствовавшие в церковной иерархии на Балканах сразу после Римского папы и Константинопольского патриарха. Еще в конце XI – начале XII в. архиереи этой территории настаивали на автокефалии и не включали свои епархии в список диоцезов, подчиненных «Вселенскому патриарху». При появлении сильных натур эта тенденция далеко выходила за прежние границы.
Так, коронуя Эпирского царя Феодора I Комнина Дуку
(1215–1230), архиепископ Дмитрий Хоматин (1216–1236) объявил себя преемником Константинопольского патриарха. Особый интерес для нас представляет то, что объем собственных правомочий архиепископ обосновывал традиционным способом – ссылкой на компетенцию Римского папы. «Если же мы обладаем правами папы в подвластной нам епархии, что с того, что и мы помазали императора, так же как и папа поступает?» Он же использовал в переписке и судебных определениях термин «моя мерность», «наша мерность», который обычно употреблялся только Константинопольским патриархом. Логика здесь примерно та же, что у первых теоретиков византийского папизма: Римский епископ низверг себя с высоты престола св. Петра, впав в ересь, его преемником стал Константинопольский архиерей в силу 28-го канона Халкидона, а после того как Римское царство перешло в Эпир, новым духовным главой Востока по праву должен считаться Охридский архиепископ.