Царство и священство

Вольная или невольная конкуренция двух систем управления в отдельные периоды вполне закономерна. И в Церкви, и тем более в Римском государстве задолго до их слияния уже существовали свои иерархические порядки, которые после воцерковления Империи не исчезли, а лишь преобразились. Кроме того, следует учесть, что при всей близости для христианской державы целей и задач Церкви (распространение Евангелия по всей Вселенной и спасение человека), они все же решались каждой из властей, государственной и церковной, по-своему. Нельзя забывать, что при всей тотальной приверженности Византии православному христианству в Империи в течение как минимум двух веков сохранялось язычество, а также проживали представители иных религиозных конфессий, которые являлись римскими гражданами или просто подданными Византийского императора, но к Церкви не принадлежали. Разумеется, царь никак не мог игнорировать их интерес в своей внутренней и внешней политике. И это обстоятельство нередко создавало проблему взаимоотношений со священноначалием, для которого эти категории населения не всегда являлись своими

, о ком следует беспокоиться. Не говоря, наконец, уже о том, что человек всегда остается человеком со всеми своими недостатками и желанием защитить «ведомственный» интерес.

Правда, следует иметь в виду то важное обстоятельство, что никакой конкуренции в момент воцерковления Римской империи не могло иметь места по определению, поскольку централизованной власти в Кафолической церкви тогда еще просто не было. Зато она веками действовала (и чрезвычайно эффективно) в границах Римской державы в виде государственного управления, распространяя свое влияние в том числе и на сферу сакрального бытия. Вполне естественно centrum unitatis

для Церкви стала христианская императорская власть. В пользу главенства императора был еще и тот факт, что на момент воцерковления Римской империи никаких иных зримых форм единства для древних христианских общин, разбросанных по всему миру, кроме Римской империи, просто не существовало. Следует учесть также, что даже после христианизации Римской империи Кафолическая Церковь, не имевшая своего процессуального права, использовала римские аналоги для своей деятельности, включая организацию Вселенских Соборов и римский судебный процесс против ересиархов. Своего права она тогда еще также не имела.

Христианское священство не являлось, разумеется, порождением Римской империи, равно как и церковные таинства. Но что касается остальных вопросов организации церковной жизни, то, без всякого сомнения, все они традиционно относились к области публичного порядка. Даже в языческие времена римские власти никогда не игнорировали вопросы общественного благочестия, справедливо полагая, что образ богопочтения напрямую влияет на благосостояние государства. И потому чистота отправления религиозных культов, состояние нравственности и благочестия всегда находились в ведении императора, как главного цензора нравов и «верховного жреца» (pontifex maximus).

Вообще следует напомнить, что ни одна государственная религия (язычество или христианство – в данном случае не имеет значения) не может существовать без контроля и живейшего внимания к себе со стороны верховной власти. И ни одно общество не в состоянии сохранить свое единство, не передав в руки верховной власти контроль над состоянием того религиозного начала, которое этих людей объединило. Совершенно очевидно, в противном случае оно существовать физически

не может. Римское государство в этом отношении не стало исключением. И в полном соответствии с римскими традициями родоначальник знаменитой «византийской симфонии» прямо утверждал наличие в Империи и Церкви одной правительственной власти. Разумеется, эта власть, соединявшая в себе одновременно попечение о священстве и о государстве, принадлежала Римскому (Византийскому) императору[469]

.

В основу «симфонии» легли те правовые способы интеграции, которые издавна применялись в Римском государстве. Они оказались чрезвычайно эффективными и для целей Кафолической Церкви. Хотя, разумеется, нравственные абсолютные принципы, содержащиеся в церковном учении и предании, постепенно легли в основу процесса создания собственно церковного (канонического) права. Что, впрочем, не предполагало никакой конкуренции правовых норм – церковное и государственное право лишь дополняли друг друга.

Например, епископу принадлежит церковное полномочие совершать хиротонию. Однако наличие одного сана еще недостаточно для того, чтобы акт хиротонии повлек за собой определенные сакральные и административные последствия. Необходимо, чтобы он был совершен в порядке, предписанном государственным законом. Или, как отметил исследователь, «если таинственная власть сообщать хиротонию есть принадлежность сана, то назначение на общественно-церковные должности есть акт правительственной власти и требует особого правительственного уполномочия для его совершения»[470].