Царство и священство

Вполне естественно, что Церковь не закрепила канонически (тем более догматически) главенство императора. Ведь далеко не всегда общество, в котором она пребывает, является христианским или монолитно-церковным, как это произошло в Западной Европе после движения Реформации. И, тем более, монархическим. Канонизировать в таких условиях практику, где император находится на вершине церковного управления, весьма опасно хотя бы по той причине, что глава государство просто может не быть членом Церкви, или его вообще может не быть. То же самое следует сказать и обо всех иных практиках, которые встречались в церковной истории.

В свое время блистательный русский историк Церкви В.В. Болотов (1853–1900) весьма точно заметил, что в церковном управлении нельзя придавать канонам догматическое значение. «Каноны относительны. И нельзя утверждать, что в существующих канонах исчерпаны все начала церковного управления и что последующая жизнь не может создавать церковных форм и учреждений, совсем неизвестных древним канонам и ими совсем не предусмотренных. Не всегда можно и нужно продолжать прежде существовавшее – иногда необходимо создавать новое, не страшась новизны. Жизнь без творчества – печальное явление. Безусловный консерватизм в делах веры есть смерть христианству»[509].

А потому в конечном счете в Церкви то канонично, что ей полезно

. «Церковь существует не для того, чтобы слушать отвлеченные рассуждения, а чтобы искать решения проблем домостроительства», – говорил святитель Василий Великий (память 1 и 30 января); и он, конечно, глубоко прав.

Сказанное относится, впрочем, и к другим формулам, которым теоретики придают значение абсолютной истины. Уже многократно говорилось о том, что утверждение, будто правовые полномочия в Церкви связаны исключительно со священным саном, не выдерживает никакой критики. В истории Церкви сохранилось (и по сегодняшний день встречается) масса случаев, когда административные полномочия осуществляют лица, таковым статусом не обладающие. Например, игуменьи монастырей, светские лица, руководящие Синодальными отделами и т. п. Не говоря уже о царственных особах, чья церковно-правительственная деятельность на протяжении многих веков не подлежит никакому сомнению.

Утверждать также, что вся полнота учительства принадлежит лишь лицам, обличенным саном, – значит, лгать против истины. Ведь «Дух дышит, где хочет» (Ин. 3: 8). В истории Кафолической Церкви есть множество блистательных прецедентов, свидетельствующих о том, что не голос отдельных архиереев и не вселенского епископата в целом, а отдельных харизматических лиц становился рупором истины. Преподобный Максим Исповедник (память 13 августа) один наперекор всему восточному епископату и западному священноначалию бесстрашно боролся с ересью монофелитства, в которую была погружена Восточная церковь. Преподобный Феодор Студит (память 26 января и 11 ноября) боролся с иконоборчеством, невзирая на то, что список его врагов и оппонентов почти целиком составлен из восточных архиереев.

Тем более совершенно невозможно отказать в праве (или, скорее, обязанности) учительствовать Византийским монархам и их преемникам на Западе и в России. «Для нашего времени, – писал некогда известный византинист А.П. Лебедев (1845–1908), – может представляться изумительным и странным такое зрелище: царь во дворце произносит религиозно-нравственную речь, – его слушает простой народ, христианские и языческие философы, епископы. И это правда. Но в быту византийских христианских императоров встречалось много такого, что на наш современный взгляд показалось бы странным, непонятным и неуместным. Что сказали мы, если бы православный государь облекся в саккос и омофор, если бы в руках его мы увидели во время Литургии дикирии, если бы, при вступлении в общественное собрание, он стал благословлять народ архиерейским благословением, если бы певчии стали возглашать ему: ис-полла? Все это показалось бы нам выходящим из ряда вон, необыкновенным, аномалией. И, однако, все это было в Византии, и никто этому не изумлялся»[510]

.

К сожалению, эти ясные и обоснованные суждения не в чести у нашей церковной науки. «Даже» римо-католики прямо говорят, что 129-й канон Кодекса канонического права Римо-католической церкви, согласно которому миряне, к которым они относят и христианских монархов, «содействуют» участию в отправлении церковной власти, а сама она принадлежит исключительно священству, вовсе не препятствует им принимать и непосредственное участие в организации церковного управления[511].