Царство и священство

В течение почти 200 лет Русская церковь руководилась Священным Синодом. Зато в отдельные периоды советской власти, когда привычные органы церковной власти не могли существовать, она единолично управлялась патриархом. Как известно, 20 ноября 1920 г. появилось постановление № 362 патриарха св. Тихона (1917–1925), Священного Синода и Высшего церковного совета, согласно которому «в случае, если Священный Синод и Высший церковный совет прекратят свою церковно-административную деятельность, епархиальный архиерей должен за разрешением дел обращаться непосредственно к святейшему патриарху или лицу, им указанному»[527].

Если же существует множественность форм, то актуальность приобретает очевидный вопрос: насколько привычные для нас сегодня по видам и способу формирования церковные органы способны свободу Церкви наилучшим образом гарантировать, и свободна ли при них Церковь? Ответ на этот вопрос не так однозначен в действительности.

II

В первую очередь откажемся от тех заблуждений, которые незаметно свили гнезда в сознании наших «официальных» теоретиков. Так, внешняя свобода христиан очень часто никак не охраняется «епископскими» органами церковной власти. И обеспечивают ее не они, а совсем другие лица. Очевидно, что если государство пожелает, то любые протесты Синода, рядового архиерея или патриарха будут отметены (и тысячекратно отметались) без каких-либо объяснений. А самым надежным защитником свободы Церкви в годы гонений стали тысячи тысяч исповедников и мучеников за веру, кровью своей оросившие границы церковной свободы от чьих-либо покушений.

Чистота догматов зачастую также отстаивалась не традиционными органами церковной власти и епископатом в целом (они как раз нередко заблуждались), а «рядовыми» одиночками-харизматиками: свт. Афанасием Великим, свт. Василием Великим, прп. Феодором Студитом, прп. Максимом Исповедником, свт. Григорием Паламой и т. д. Зато, как известно, многократно не государственная власть, а епископат и сформированные из него органы церковной власти обязывали

рядовых христиан «свободно» верить в нечто противоположное тому, что сегодня известно как учение православной Церкви. Используя при этом в полном противоречии с идеями «Основ социальной концепции» административные ресурсы высшей политической власти для собственных целей.

Целый сонм не просто архиереев-еретиков, но «даже» патриархов был анафематствован Церковью. В частности, монофелиты Сергий (610–638), Пирр (638–641; 655), Павел (643–651), Петр (655–666), Кир (630–642), Макарий

(653–680), Римский папа Гонорий (625–638), иконоборцы: Анастасий (730–754), Константин II (754–766), Никита I (766–780), «предводители ереси, наставники погибели»; Феодот Каситера (815–821), Антоний I

(821–837), Иоанн VII Грамматик (837–841), а также Несторий (428–431), Иоанн XI Векк (1275–1282) и Иоанн Калека (1334–1347).

И это не считая тех патриархов, которые хотя и не анафематствованы Церковью, но являют образцы совсем иного порядка, чем это принято предполагать. Например, патриарх Михаил Керулларий (1043–1059), много постаравшийся для раскола Кафолической Церкви на две половины – западную и восточную; или Исаия

(1323–1334). Нельзя умолчать и о том, что многие архиереи и пресвитеры нередко без больших внутренних волнений и размышлений легко переходили из одного богословского лагеря в другой, если так поворачивалась конъюнктура. Вспомним раскаяние епископов-иконоборцев во время VII Вселенского Собора 787 г.: «Родившись в этой ереси, мы в ней были воспитаны и возросли»[528].

Сличение списков участников «Разбойного собора» 449 г. и Халкидонского 451 г. также не способствует доверию к идее нравственной непогрешимости священноначалия. А фраза: «Все мы погрешили, всех помилуйте!»[529], вырвавшаяся из уст епископов – участников «Разбойного собора», звучит приговором теории особой архиерейской нравственности, рожденной в недрах этого богоустановленного института.

История Русской церкви также изобилует печальными примерами, и одним из самых ярких является история первого Московского патриарха св. Иова (1589–1605). Когда Лжедмитрий вошел в Москву, все наши архиереи спокойно взирали на то, как обесчещенный патриарх был бит народом, свергнут с кафедры без всяких Соборов и сослан в Старицу, а дом его – разграблен. Они же без зазрения совести санкционировали по настоянию Лжедмитрия назначение на патриаршество грека Игнатия (1605–1606), Рязанского архиепископа[530]. Правда, после смерти Лжедмитрия Игнатий также был свергнут с кафедры и лишен сана этими же архипастырями.

Разумеется, мы не говорим здесь о великих исповедниках и святителях из числа архиереев – их великое множество. Но для того, чтобы положить озвученный выше принцип в основание общего учения об органах управления Церкви, исключений, которых слишком много, быть не должно.