Царство и священство

Неразделимость права с нравственным началом подтверждается не только умозрительно, но и фактами. В истории нередки случаи, когда нормы этики получали характер правовых, и наоборот. Заповеди Христа признаются обязательными для всех христиан и подлежат исполнению ими вне зависимости от законодательного закрепления. Но, например, заповедь «не убий» присутствует в законодательствах практически всех государств и имеет значение непреложного юридического закона. Разве она перестала от этого быть нормой этики? Вся разница в этом случае будет заключаться в том, что, приняв диспозицию и гипотезу нравственной нормы – признаки, всегда присутствующие в ней, право даст ей свою юридическую санкцию. Но и в этом случае нравственная санкция не исчезает (что лишний раз подчеркивает абсолютный характер нравственного идеала) и существует наряду с юридической. Например, за нарушение заповеди «не убий» в Новом Завете предусматривается церковное наказание. Юридическая санкция не исключает для преступника нравственной ответственности, равно как и отбытие юридического наказания за это преступление не означает, что с нравственных позиций его грех искуплен.

Сфера проявления нравственного идеала столь многогранна, что его значение невозможно ограничить только правовыми отношениями. Необходимость нравственной оценки требует не только действующая в государстве норма закона. Сознательно или бессознательно любой из нас рассматривает с позиций нравственности свои поступки, поведение своих знакомых, сослуживцев, других людей. Естественное обращение к нравственности является спасительным для бесчисленного множества ситуаций. Ни один закон (даже в идеальном законодательстве) не в состоянии урегулировать все отношения, которые возникают в реальной жизни. Только за счет следования нравственному чувству многие вопросы разрешаются бесконфликтно и без отсылки к праву. В тех же случаях, когда закон слаб, несовершенен, роль нравственного идеала еще более возвышается.

Становится очевидным, что нравственный идеал в праве включает в себя следующие внутренние элементы: 1) этику или правду (понятие о добре и зле), 2) идею свободы личности и 3) цель личного и общественного развития (социально-политический идеал и смысл человеческой жизни). Эти составляющие нравственного начала представляют собой объективные признаки права как социально-политического и – одновременно – духовного феномена. В противном случае закон утрачивает самый смысл своего существования.

Но умозрительное разделение нравственного начала на три внутренних элемента не предполагает их автономной замкнутости или самодостаточности. Не случайно его определяют такими разными терминами, как «нравственное начало», «нравственный идеал», «этический идеал», «идеал свободы». Безусловно, основой нравственности выступает именно идея свободы, придающая смысл и высокое значение и этическому началу, и цели общественного и личного развития.

Этика не есть совокупность объективных знаний о чем-то внешнем, к личности не имеющем никакого отношения. Она всегда была и остается насквозь персонифицированной, ориентированной на каждую личность, а не на любое «живое существо» вообще. В отличие от математики этика не оперирует чистыми категориями (2 + 2 = 4), она основана на идее свободы и ею одухотворяется, делается живым и личным началом. Взятая сама по себе, идея исторического развития также вряд ли может увлечь кого-то. Именно в том и состоит ее промысли-тельное значение, что, основываясь на знании человеческой свободы, она полагает ее высшую цель, где одновременно проявляется и смысл человеческого бытия.

Реализация цели, заложенной в законе, обязательно предполагает известные ограничения, которые налагаются его содержанием на граждан. Даже в норме, разрешающей что-либо, уже содержится определенное ограничение,

поскольку из всего мыслимого и немыслимого многообразия типов поведения и взаимоотношений выбираются какие-то строго определенные. Право определяет норму законопослушного поведения, границы личной инициативы, иными словами – регулирует социальную, общественную свободу. Даже в абсолютистских и тоталитарных государствах, при всех законодательных ограничениях общественной свободы человека, известная ее мера безусловно закрепляется верховной властью: запретить все невозможно чисто физически.

Оценка существа человеческой свободы со стороны верховной власти органически связана и с целью, которая закладывается в законодательстве и реализуется в действительности. В законе не только признается известная свобода личности на сегодняшний момент, но и на некоторое будущее, исходя из того, какое содержание оно включает в себя с точки зрения законодателя. Право не может быть статичным по своей природе. Если в течение долгого времени законодательство не испытывало на себе никаких изменений, это не означает, что цель, к которой стремились, достигнута.