Царство и священство

Исходя из презумпции сильной и свободной личности, идеологи либерализма надеялись на «благоприятные социальные последствия новых условий», ибо «при свободе мобилизации возрастет число землевладельцев», «при свободе владения земля попадает в руки способнейших» и т. д. Результат, как известно, был диаметрально противоположным. Полным ходом развилась земельная спекуляция, увеличивая социальную пропасть между различными слоями общества, «создается концентрация больших земельных владений у одних и обезземеление у других. Европа стала биржей земельного товара»[590].

Как следствие, уже с середины XIX в. возникает тенденция ограничения свободного оборота недвижимости, а роль государства в регулировании частноправовых отношений усиливается, причем для этого научного вывода были применены те же доводы, какие высказывались ранее в пользу свободного оборота недвижимости. Право собственности – по идее нерушимое – подвергается очень жестким законодательным ограничениям (сродни средневековому правилу «мертвой руки»). Вчера еще право собственности признавалось «священным», сегодня оно вынужденно ограничивается. Каким будет его содержание в конкретном акте и в конкретный период – Бог весть.

Вот, например, что пишет по данному вопросу известный современный западный исследователь Ричард Пайпс. Хотя, по его мнению, само по себе право собственности не есть гарантия гражданских прав и свобод, но исторически из всех существующих способов защиты и тех и других оно было самым действенным. На взгляд американского ученого, оно даже важнее, чем избирательное право, в связи с чем ослабление прав собственности подрывает свободу в самых развитых демократиях. Но, продолжает он, сегодня «даже в демократическом обществе представление о собственности подверглось существенному пересмотру и в результате из понятия полновластного обладания (dominion

) превратилось в нечто похожее на понятие средневекового условного владения, так что имущественные права частных лиц оказались нарушенными и продолжают систематически нарушаться»[591].

Аналогично развивается ситуация в отношении других «прав». В частности, избирательное право либо напрямую ограничивается усложненными процедурами выборов, либо фактически становится недоступным (например, пассивное избирательное право) для многих людей, не обладающих определенным набором социальных признаков: образование, наличие богатства, место жительства и т. д. Безусловно, они могут принимать участие в выборной кампании, но в качестве «электората» или «группы поддержки», связывающей с конкретным кандидатом достижение своих личных или корпоративных выгод. Очевидно, это уже не «личное право», или, скажем так, не та его реализация, которая в идеале могла бы предполагаться изначально. Если принять во внимание все перечисленные выше обстоятельства: условность нравственных принципов, полагаемых в основу «личных прав», индифферентное отношение к вопросу о существе свободы личности и сводимость ее к проявлениям индивидуальной воли, понимание общности как совокупности неделимых атомов – лиц, формализм закона, то получается картина, совсем не соответствующая величине заявленных ценностей. Количество «прав» растет, но перечисленные выше «свободы» представляют собой уже не более чем декларации, содержание которых, увы, недолговечно и подвержено весьма серьезным переменам.

Но и это еще не все. Формальное

равенство, полагаемое в основу идеологии «личных прав», – критерий крайне неустойчивый. Как мы видели, с одной стороны, он необходим. Однако можно ли сказать, что все «права», которыми декларативно наделяется абстрактная личность, нужны всякому индивиду? Безусловно – нет.

Например, исходя из своих убеждений, кто-то не тяготеет к политическим институтам и в принципе не принимает участия в выборах и общественной жизни. Другой, по тем же основаниям, мало обеспокоен содержанием права собственности, предлагаемое ему законом. Некоторые проживают жизнь, но никогда не принимают участия в митингах и шествиях. С другой стороны, сознание, привыкшее к «борьбе за свободу», требует не деклараций, а материальных прав, закрепленных законом, причем не только в политической сфере, но и во всех возможных. Для этой категории людей важен сам факт равенства как возможность получить задаром то, на что, при нормальных обстоятельствах, он рассчитывать не мог.

Не успели еще заявить, что свобода политическая есть высшее проявление свободного духа, как восторги по поводу введения политических прав сменяются периодом уныния. Избирательное право, на которое так рассчитывали идеологи свободы, не вызывает уже столь бурной реакции, а зачастую тривиально продается. Индивид уже не хочет ограничиваться политическими правами, его интересуют социальные условия бытия[592].