Царство и священство

Но, ссылаясь на свой «демократизм», очень легко говорить о собственной «прогрессивности» и «недоразвитости» всех остальных (аналог противостояния «личности» и «не-личности»). «Равенство» внутри одного государства начинает приобретаться путем его гегемонии в мире или попытке прийти к нему. Естественно, это происходит ради достижения конкретных политических целей вроде заявленных не так давно США «прав» на роль «гаранта мира и безопасности» на Земле со всеми вытекающими последствиями. Характерно, что получение больших по сравнению со всеми иными государствами «прав» во внешнеполитической сфере не приводит к появлению каких-то конкретных обязанностей (см. приведенную выше классификацию Н.Н. Алексеева), тем более если говорить о нравственной их стороне: содержание последних определяется самим «гегемоном» и «миротворцем» по собственной прихоти и с учетом всевозможных конъюнктурных обстоятельств.

Обеспечение гегемонии во внешнем мире одного вида цивилизации и одного государства – ее «лучшего представителя» из всех существующих и вообще возможных – требует своего благородного мотива, своей идеи, позволяющей прикрыть низменность стремлений высотой цели. Поскольку те субъективные права, которые граждане получили в конкретном государстве, невозможно применить ко всем жителям Земли, происходит удивительное смешение понятий.

Сами «права» заявляются как «универсальные», но их действие под видом субъективных прав распространяется лишь на «своих» граждан, что вполне закономерно. По отношению ко всем остальным они действуют или крайне избирательно

, или вообще не применяются, а причины подобного несоответствия объясняются либо политическими явлениями, либо внешними силами (наличие «противников прогресса»), либо, переводя разговор в плоскость футурологии, предлагается дождаться «прогресса», который-де все и решит. Не удивительно, что универсализм «прав» входит во внутреннее противоречие с их содержанием. Именно с этим связано перенесение опасных и грязных производств с территории супердержав на земли других слаборазвитых государств, массовое привлечение к низкооплачиваемым и непопулярным работам «цветных меньшинств». Поскольку определение «прав личности» сужено сферой политической и социальной жизни, а его содержание определяется законом – нормативным актом, подверженным всевозможным влияниям, вольно или невольно «свободы и права» перестают быть целью и воспринимаются главным образом как средства политической борьбы.

Очень живописно эту ситуацию изображает современный американский исследователь С. Хантингтон. «Лицемерие, двойная мораль, игра в “да и нет” – вот цена претензий Запада на универсализм. Да, демократию следует развивать, но нет, если это приводит к власти исламских фундаменталистов; да, нераспространение ядерного оружия очень правильная вещь, если речь идет об Иране или Ираке, но нет, когда дело доходит до Израиля; да, свободная торговля является эликсиром экономического роста, но нет, дело обстоит не так, если говорить о сельском хозяйстве; вопрос прав человека касается Китая, но не касается Саудовской Аравии; агрессия против богатых нефтью кувейтцев встречает массовый отпор, но совсем иное дело, если речь идет об агрессии против боснийцев, нефтью, увы, не владеющих. Двойная мораль стала на практике неизбежной ценой универсальных норм и принципов»[597].

Другой пример приводит наш ученый И.Р. Шафаревич. «Какое право человека бесспорнее, – пишет он, – чем право жить, и даже не самим, ибо все мы обречены на смерть, а чтобы жили наши потомки? Но вот данные, которые часто приводят в западной экологической литературе: население США составляет 5,6 % от населения мира, они используют 40 % всех природных ресурсов и выбрасывают 70 % всех отходов, отравляющих среду. Говоря попросту, США существуют за чужой счет – за счет нас и наших потомков, угрожая самому их существованию. Но я никогда не слышал, чтобы такая ситуация связывалась с категорией “прав человека”»[598]

.

Как видно, ни один из заявленных признаков «личных прав» не находит своего научного и нравственного обоснования. «Универсализм» «личных прав» на самом деле представляет собой плод лишь одной из видов правовых культур, обусловленный целым рядом исторических фактов, свойственных исключительно Западу. Попытки признать идеологию «прав и свобод» универсальной и единственно верной связывается не с чем иным, как поисками обоснования собственной исключительности, которая, увы, не может быть распространена на весь род людской. Они повсеместно предпринимаются уже не один век, но приводят лишь к обезличенности и стандартизации человеческих обществ, утрате ими своих индивидуальных, личных свойств.