Царство и священство

Это и есть в буквальном смысле слова первобытный закон. В самом факте наличия закона в Раю нет ничего удивительного, поскольку праотцы не были еще совершенны в той степени, чтобы стать сотворцами Бога в полной мере. И помимо нравственного идеала любви требовался еще и закон, данный высшей Властью, устанавливающий некоторые запреты. «Человеку надлежало сначала произойти, и, произойдя – возрастать, возросши – возмужать, возмужав – размножаться, умножившись – укрепляться силами, укрепившись – прославиться, и прославившись – видеть своего Владыку. Ибо Бог имеет быть видимым, видение же Бога производит нетление, а нетление приближает к Богу»[736].

В отличие от нравственных заповедей уже первый закон характеризуется целым рядом признаков, которые обычно присутствуют и в поздних законах. В первую очередь он имеет не один источник, как право,

а различные, хотя бы все они были объединены единым понятием «власть». Первозакон, как и законодательство Моисея в целом, был дан людям непосредственно Богом как Законодателем. Но множество иных законов имели своим источником уже вполне земную власть.

Второе отличие не менее очевидно. Хотя, с одной стороны, закон также обращен к свободной воле конкретного человека, но он носит временный характер, в отличие от нравственного идеала, который вечен[737]

.

Да, конечно, закон должен засвидетельствовать послушание человека, укрепить его веру в Бога. Но вместе с тем как конкретное правило (норма) или совокупность их (как это имело место в Законе Моисея), даже в его высшем, Богом данном творении, он содержит угрозу наказания, которая указывает на несовершенство (пока еще) человека (Исх. 20: 5; Гал. 5: 1).

Закон – это всегда нечто внешнее человеку, поскольку написан не на скрижалях сердца, а на скрижалях каменных (Евр. 8: 10; 2 Кор. 3: 3, 6). Он не является естественным выражением его природы, но «внесение в его жизнь чуждой нормы, некоторое преобразование и изменение его на основании внешнего, объективного закона». Поскольку закон простирается только на сознательную деятельность человека, но не распространяется на область бессознательного, то «праведность закона» касается лишь «праведности отношений». А последние существуют лишь при условии воздаяния за справедливые и несправедливые поступки

[738].

Таким образом, не любовь к Богу, не страх Божий, а страх за себя становится главным мотивом исполнения закона. И закон, конечно же, по мере нравственного падения человеческого общества начинает со временем включать в свой состав все более строгие санкции. Таковые присутствуют не только в Законе Моисея, но и в законодательстве других государств той древней эпохи это уже привычное явление. Не случайно санкции закона резко ужесточаются, нередко предусматривая за неисполнение требований нормы смерть, порой ужасную. Тут невольно вспомнишь справедливое утверждение о том, что наказание является фактором культуры.

Нравственный идеал любви не просто обращен ко всем без исключения людям, но и запечатан в душе каждого из нас. Напротив, закон, как это ни странно, избирателен: по времени, территории, кругу субъектов, к которым обращен. Есть даже личные законы, которые регулируют деятельность конкретных должностных лиц или граждан. И в данном случае не столь важно, дан он непосредственно Богом, как Закон Моисея, или правителями, которых Господь уполномочил и благословил, наделив властью.

Закон обращен к людям, которые в значительной массе своей не обладают многими добродетелями. Поэтому закон запрещает не все

пороки, а только наиболее тяжкие, без запрета которых человеческое общество просто не сможет существовать. Кроме того, не следует забывать, что исполнение закона не зависит от убеждений человека – угроза наказания в этом отношении уравнивает всех людей[739].

В отличие от абсолютного нравственного идеала закон, как и все, имеющее на себе печать греха, как земное творение, способен, как известно, деградировать. Однако и в этом земном законе, полном несправедливостей и случайностей, который апостол Павел называет «законом греха и смерти», различается некий непреложный мировой порядок, в котором проявляется Божественное господство, предохраняющее мир от окончательного разрушения и распада и ограничивающее господство властей тьмы[740].

Как видим, различия очевидны. Тем не менее право и закон органично связаны между собой. «Закон свят, и заповедь свята и праведна и добра» (Рим. 7: 12). Сам закон, и об этом прямо говорит Христос, утверждается на заповеди любви: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22: 37–40). И апостол повторяет: «Весь закон в одном слове заключается: люби ближнего твоего, как самого себя» (Гал. 5: 14).