Царство и священство

Следующую группу составляют каноны, требующие своего дальнейшего развития в церковном законодательстве. Например, 6-й канон I Вселенского Собора, 2-й и 3-й каноны II Вселенского Собора, 17, 24 и 28-й каноны IV Вселенского Собора. Рядом располагаются 36-й и 38-й каноны Трулльского Собора о преимуществах Константинопольской кафедры, и многие другие. Словом, все, содержащие общие принципы церковного устройства, иерархию священнических должностей и патриархий.

В корпусе канонического права немало правил, цель которых заключается не в создании новых правовых конструкций, а лишь в напоминании ранее принятых норм, должных быть исполненными. Например, 19-й канон Халкидона напоминает об обязанности епископов дважды в год собираться на провинциальные Соборы. Или 23-й канон Халкидона, касающийся клириков, пребывающих в Константинополе без разрешения своего епископа.

На особом месте стоят каноны, отменяющие или изменяющие ранее принятые правила. Например, 12-й канон Трулльского Собора, категорически запрещающий епископам сохранять после хиротонии статус женатого человека. Или о возможности проведения провинциальных Соборов не два раза в год, а один (8-й канон Трулльского Собора). 16-й канон Трулльского Собора, отменяющий семеричное число диаконов и, как следствие, 15-й канон Неокесарийского собора, ранее это правило установивший.

Немало канонов посвящено вопросам служения Литургии. Так, 52-й канон Трулльского Собора определяет обязательность служения в дни Великого поста Литургии Преждеосвященных Даров. 70-й канон этого же Собора касается дисциплины мирян во время служения Литургии. А 16, 17 и 18-й каноны Лаодикийского собора – обычного порядка совершения Литургии.

Справедливо полагают, что покаяние и его внешняя форма – исповедь являются установлениями, данными непосредственно Самим Христом. И, согласимся, с учетом прямого упоминания его в Священном Писании и важности самого института покаяния для духовного здоровья человека исповедь должна быть отнесена к канонам, имеющим своим источником jus divinum

. Однако, как отмечают специалисты, практически не сохранилось никаких правил о том, как исповедь совершалась в древние времена и каким правилам была подвержена.

Полагают, что Христос отдал этот вопрос на усмотрение апостолов. Но и те не нашли нужным оставлять Церкви какого-либо руководства на этот счет, обратив свое внимание на главную задачу – распространение света Евангелия по всему миру. В связи с этим так и не сформировалось полной ясности относительно того, какая форма исповеди – публичная или тайная – главенствовала в первые века христианства. И канонисты могут лишь с высокой долей вероятности предполагать, какие грехи исповедовались публично и какие наказания налагались на виновного члена Церкви в первые два века ее существования[815]. Разумеется, было бы большой натяжкой говорить о конкретной догматико-нормативной основе этого канонического института.

Но даже не это самое главное. По одному глубокому замечанию, существующие догматы всегда выражают всего лишь часть церковного самосознания, которое этим отнюдь не исчерпывается. «В жизни Церкви всегда есть такие достоверности, которые никогда не были предметом догматического определения».

Безусловно, догматы вечны. Но они, по одному образному и точному выражению, не могильные плиты, приваленные к дверям запечатанного гроба навеки закристаллизованной и окаменелой истины. Это лишь «верстовые столпы, на которых начертаны руководящие безошибочные указания, куда и как уверенно и безопасно должна идти живая христианская мысль, индивидуальная и соборная, в ее неудержимых и беспредельных поисках ответов на теоретически-богословские и прикладные жизненно-практические вопросы»[816].

И совершенно ошибочно думать, будто уже сформулированные догматы исчерпывают все вероучение Православной Церкви. Догматы дискурсивны, а церковная истина целостна. Они, скорее, отрицательные определения, acontrario

, нежели положительные. Истина, конечно, выражается в понятиях, но ими исчерпана быть, очевидно, не может[817].

IV

Как следствие, для очень многих канонов действительно едва ли удастся найти конкретную догматическую основу, из которой вызревало и формировалось их содержание. С другой стороны, совершенно очевиден факт непрямого, если можно так выразиться, влияния церковного Учения и Предания на содержание канонических правил. Влияния нередко внешне как будто косвенного, отдаленного, но зато засвидетельствованного самой церковной жизнью как истинного и на конкретный момент времени, и на будущее.