И не случайно также, что уже после воцерковления Римского государства, всякий раз принимая каноны, Отцы Вселенских Соборов и члены патриарших синодов неизменно обращались к Византийским императорам, чтобы те своими законами утвердили их в качестве государственных правовых и общеобязательных актов. Сборники, где помимо императорских законов публиковались и церковные каноны, потому и получили наименование «номоканоны»
, что для их современников это были разные понятия[828].Сам термин «канон», как общий закон, впервые был употреблен на I Вселенском Соборе 325 г. и применялся для обозначения принятых на нем правил. Император св. Константин Великий
(306–337) пожелал официально придать им общецерковное значение, чего никогда не случалось ранее, и для этого потребовалось утвердить их государственным законом. Иных способов добиться поставленной цели в то время просто не существовало. Все же новая практика не сразу прижилась в Византии, что и немудрено при непрекращающихся церковных нестроениях, вызванных вселенскими ересями, носители которых не были склонны исполнять каноны не признанных ими Вселенских Соборов. Не редки также были конфликты столкновений канонов и государственных законов, касающихся близких предметов регулирования. И потому позднее император св. Юстиниан Великий (527–565) своей 131-й новеллой вновь признал за постановлениями четырех Вселенских Соборов значение общеобязательных церковных норм, предписав почитать их как императорские законы[829]. Выше них в иерархии правовых актов Византии ничего уже не было, из чего нетрудно сделать соответствующие выводы.Характер отношений «канон – закон» легко проиллюстрировать на известном эпизоде из истории Вселенских Соборов. Рассмотрев направленные на его имя жалобы и запросы, император св. Маркиан
(450–457), не пожелал утверждать ответы своим эдиктом, но перепоручил это сделать Отцам Халкидонского Собора, поскольку, как полагал он, эти прецеденты носят сугубо церковно-дисциплинарный характер: «Некоторые пункты, касающиеся чести вашей почтенности, мы предоставляем вам, почитая приличным, чтобы они лучше были канонически определены вами на Соборе, чем установлены нашими законами»[830].Впрочем, подмена принявшего эти каноны органа – священноначалие вместо императора – не должна нас смущать: и в этом случае придание «царско-епископальным» канонам статуса государственного закона состоялось только после утверждения актов IV Вселенского Собора императорами св. Маркианом, св. Пульхерией
(450–453) и Валентинианом III (423–455).Спустя 400 лет в «Василиках» императоров Василия I Македонянина
(867–886) и Льва VI Мудрого (886–912) это правило было подтверждено: «Определяем, чтобы имели силу законов святые церковные правила, изложенные или утвержденные святыми семью Соборами: ибо догматы сказанных святых Соборов приемлем как божественные писания и правила соблюдаем как законы».Было бы удивительным ожидать, что, придавая канонам статус своих законов, императоры были индифферентными их содержанию. Уже хотя бы по этой причине они не могли оставаться равнодушными и к выяснению догматических основ христианского вероучения. Правда, св. Константин Великий лишь через
Вселенский Собор утвердил Символ веры. Но уже св. Феодосий I Великий (379–395) напрямую своим эдиктом в 380 г., не прибегая к помощи архиереев, установил, что только те лица могут называть себя кафолическими христианами (именно он, кстати, впервые ввел этот термин) и свои общества – Церковью, кто придерживается вероисповедания Римского папы Дамаса (366–384) и Александрийского патриарха Петра (373–374; 379–380). Все остальные – суть еретики и римскими гражданами не являются[831]. Таким незамысловатым способом Никейский Символ стал официальным вероисповеданием всей христианской цивилизации.В последующие годы тенденция активнейшего вмешательства императоров в догматические споры лишь крепла и расширялась. За исключением императора св. Феодосия II Младшего
(408–450), сознательно устранившегося от разрешения спора об учении Константинопольского патриарха Нестория (428–431), все остальные государи неизменно принимали личное участие в каждом догматическом ристании. И поэтому лично императорам св. Маркиану и св. Пульхерии, св. Льву I Великому (457–474), св. Юстиниану Великому, св. Константину IV Погона-ту (668–685), св. Ирине (797–802), св. Феодоре (842–856), Мануилу I Комнину (1143–1180), Андронику III Младшему (1328–1341), Иоанну VI Кантакузину (1347–1354), Анне Савойской (1326–1359) мы обязаны установлением истинных догматов Кафолической Церкви.