Царство и священство

Впрочем, и другие императоры – Констанций (337–361), Зинон (474–475, 476–491), Василиск (475–476), Анастасий I

(491–518), Констант II (641–668), Лев III (717–741), Константин V (741–775), Лев V Армянин

(813–820), Феофил (829–842) не менее активно участвовали в догматических спорах. Вина этих царственных «еретиков» (к слову, ни один из них не был анафематствован Кафолической Церковью) заключается в том, что они приняли сторону той церковной партии, которая, как выяснилось позднее, придерживалась ошибочного исповедания веры.

Титул 1 Кодекса Юстиниана «О высочайшей Троице, о кафолической вере и о том, что никто не смеет ее публично оспаривать» начинается словами: «Мы повелеваем, чтобы тех, кто следует этому закону, называли кафолическими христианами; прочих же мы считаем безумцами и сумасшедшими, которые должны называться позорным именем еретиков и которые должны испытывать на себе сперва божественное возмездие, а затем и кару нашего гнева». И это участие императора в формировании догматического учения не казалось современникам чем-то искусственным, но своего рода главенствующим конституционным принципом всего «симфонического» строя Византии[832].

Святой Юстиниан Великий лично инициировал анафематствование Феодора Мопсуэтийского, а также сочинения Оригена (185–254), невзирая на жесточайшее сопротивление Римского папы Вигилия

(537–555) и множества архиереев. Им же была догматически обоснована (наряду с некоторыми Отцами Церкви) практика анафематствования уже усопших лиц.

Император Мануил I Комнин инициировал как минимум три догматических спора, возникших в годы его правления: в 1145, 1166 и 1180 гг. В ходе соборных дебатов многие архиереи прямо говорили об императоре: «Ведь если не теперь, то после смерти, – там он будет непременно предан анафеме»[833]. Но в ходе заседаний многие архиереи оставили свою точку зрения, и в заключение все сошлись на том, что император лучше их понимает смысл Священного Писания. В результате возобладало мнение царя[834].

Как законодатели Церкви, хотя бы и вместе с епископатом, Византийские императоры далеко шагнули за границы обычного нормотворчества. Святой Феодосий I Великий издавал эдикты о проверке достоинства кандидата в епископы, а затем лично утверждал их. Он же регламентировал своими законами жизнь клириков, устанавливал судебные полномочия архиереев и даже пытался закрепить за собой единоличное право прославления святых[835]

.

123-й новеллой император св. Юстиниан Великий определил, что отлучение от Святых Даров может быть осуществлено епископом или пресвитером лишь после того, как вина лица доказана. Этой же новеллой он установил возраст для рукоположения пресвитеров, диаконов, иподиаконов, чтецов и диаконис (соответственно 30, 25, 20, 18 и 40 лет).

86-я новелла императора Льва VI Мудрого (886–912) установила еще одно основание для низвержения епископа из сана – если он занимается защитой на суде (адвокатской практикой), откупами или поручительствами. Пожалуй, лишь св. Юстиниан Великий может соперничать с каноническим творчеством этого выдающегося императора, который касался любой сферы церковной жизни, если видел в этом потребность. Так, он определил необходимое число иноков для учреждения нового монастыря. Этому царю также принадлежит новелла, согласно которой иночествующим запрещается одеваться в одежду мирян.

Лев VI также издал закон о рабе (9-я новелла), принявшем священнический сан без воли господина, в соответствии с которым раб должен быть возвращен в прежнее состояние[836]. Своим законом (17-я новелла) царь определил сроки крещения новорожденных (если им угрожает смерть или они больны) и случаи, когда допускалось принятие Святых Даров роженицами. «Относительно родивших жен, – говорится в указанной новелле, – и всех тех, которые находятся в состоянии естественного очищения, определяем, чтобы те из них, которые не подвержены другому какому-либо страданию, угрожающему их жизни, оставались без участия некрещенные в просвещении, а просвещенные в причащении пречистых Тайн, до исполнения сорока дней; а когда застигнет их какая-нибудь болезнь, угрожающая пресечению жизни, тогда во всяком случае они должны причащаться Тайн»[837]. Императора не смутило то обстоятельство, что ранее действовавший канон (2-е правило свщм. Дионисия Александрийского) этой возможности не допускал.

Согласно новелле императора Константина VII Порфирородного (945–959), умышленные убийцы, нашедшие убежище в храме, подлежали пострижению в монашество. А император Мануил I Комнин в своем законе от 1166 г. уточнял, что пострижение это должно быть совершаемо не без испытания, с особой строгостью и осмотрительностью, чтобы оно происходило согласно каноническим постановлениям в течение достаточного времени.