Царство и священство

При Алексее I Комнине (1081–1118) возникла ситуация, когда закон его предшественника Константина X Дуки

(1059–1067) о предоставлении права митрополии Базилейской епископии был оспорен Константинопольским патриархом. Тот полагал, что императорский закон не мог противоречить ранее принятым канонам относительно церковного устройства. Однако Алексей Комнин выразил иное мнение. В 29-й новелле он указал, что хотя патриарху принадлежит право вносить на утверждение императора проект закона о возвышении епископии до статуса митрополии, но лишь после предварительного устного согласования положительного решения царя по данному вопросу, дабы «император предоставил эту честь епископии из собственного права, по собственному побуждению и по уважительной причине».

Довольно распространенное, но не ставшее от этого более истинным утверждение, будто каноны имели бо́льшую силу в Церкви, чем императорские законы, сталкивается с тем неприятным для себя фактом, что как раз подтверждение императорским законом уже действовавшего церковного канона придавало ему подлинную силу, а нередко и корректировало его. Характерно, что после выхода «Василик» многие современники были убеждены в том, что этим царским законом многие прежние каноны отменены[838]

.

В подтверждение «клерикальной» точки зрения приводят, в частности, слова Матфея Властаря: «Каноны имеют силу больше законов, поскольку законы составлены одними царями и последующими подтверждены, а каноны написаны и утверждены святыми Отцами по воле, усердию и суду тогдашних царей; впрочем, и благочестивые законы придают большое значение божественным правилам, частью согласуясь с ними, частью восполняя то, что в них опущено»[839].

Однако их буквальное толкование не позволяет противопоставить закон и канон. Напротив, канон немыслим без царя

, да и то, что царский акт способен восполнять канон, как минимум уравнивает его с ним. И нельзя не согласиться с тем, что церковное право в объективном смысле «есть право человеческое, по отношению к которому монарх имеет значение верховного правообразующего фактора, которое, уже по одной этой причине, не может не иметь юридического характера».

Вообще, замечателен тот факт, что в последние столетия существования Византийской империи подавляющее большинство новелл, изданных императорами, касались вопросов Церкви, а не государства. Напомним также, что императоры сообщали силу законов актам патриаршего синода, которые ни при каких обстоятельствах не могли идти вразрез с законами императора, поскольку, как полагалось, царские акты не могли заключать в себе ничего противного религии и богопочитанию[840]

.

В свете сказанного возникают вполне естественные вопросы. Например, почему в таком случае императоры не принимали к своему производству рассмотрение всех канонических прецедентов, а обычно старались передать их для изучения священноначалию – как правило, Константинопольскому патриарху и его синоду? В чем причина внешне неопределенной хаотичности, «мозаичности» их канонической деятельности?

Как представляется, ответ на эти вопросы несложен. Помимо сугубо церковных дел и вопросов защиты христианского благочестия, императоры обязаны были решать множество текущих сугубо государственных вопросов, требовавших и их внимания, и времени. Помимо этого, многие каноны прямо или косвенно были связаны с вопросами церковной дисциплины и церковного суда, перемещения отдельных архиереев и установления новых епархий, разрешения конкретных литургических вопросов и т. п., что традиционно относилось к компетенции столичного патриарха или правящих архиереев. Столичный синод и провинциальные Соборы осуществляли свою текущую деятельность, и императору не было никакой необходимости без нужды вторгаться в эту сферу.

Возможно, ситуация станет более понятной на следующем примере. Как верховный судья, император мог принять к своему рассмотрению любой судебный спор или жалобу и вынести соответствующее решение. И нередко он так и поступал. Но были еще и обычные имперские суды, которые рассматривали судебные споры и осуждали преступников. Очевидно, что ни при каких обстоятельствах император не смог бы подменить их всех сразу. Но как и прямые судебные акты царей, так и обычные судебные решения издавались именем императорской власти, с этим и была связана их легитимность.