Царство и священство

Практическое значение рецепции в том и состоит, что не вполне православные нормы действуют в Церкви лишь до тех пор, пока общецерковным разумом не постигается их ошибочность. Хотя бы отвергнутые правила и принадлежали самым авторитетным органам церковной власти или харизматикам. Ценность церковного закона заключается исключительно в его способности дать наиболее истинное, верное правило регулирования поведения, соответствующее учению Христа. И в этом отношении способность выразить истину признается и за Вселенским Собором, и органом одной Поместной Церкви, и отдельным харизматическим лицом вне зависимости от времени и места его проживания и социального статуса. За примерами ходить далеко не нужно, достаточно назвать имена св. Афанасия Великого (память 2 мая), св. Василия Великого, прп. Максима Исповедника (память 13 августа), прп. Феодора Студита (память 26 января) и т. д.

История Церкви многократно свидетельствует в пользу сказанных слов. Хрестоматийным для рецепции и загадочным для внецерковного правопонимания является Антиохийский собор 341 г. Созванный для разрешения вселенского христологического спора, он в догматическом отношении был не на высоте, и Церковь не восприняла его оросы. Однако правила этого Собора (25 канонов), в догматическом отношении ставшего для Церкви чужим, вскоре получили повсеместное признание и вошли в корпус ее основополагающих правовых актов.

Другой яркий пример – Сардикский собор 343 г. Его догматические определения не были признаны на Востоке, зато каноны (20 правил) реципированы всеми Поместными Церквами как универсальные и общеобязательные. Хотя, как мы увидим далее, трактуются по-разному.

Как известно, Александрийский патриарх Феофил (385–412) являлся одним из яростных противников Константинопольской кафедры и ее великого предстоятеля св. Иоанна Златоуста (398–404). Именно при его непосредственном участии и руководстве был организован в июле 403 г. «Собор под дубом», на котором святителя безосновательно осудили при грубейшем нарушении судебных процедур. Все эти обстоятельства рисуют не самый приглядный портрет архиерея одной из величайших Поместных Церквей. Тем не менее ответы Феофила некоторым лицам внесены в свод канонических правил как истинное выражение мнения всей Церкви без оглядки на его личные качества. А на Халкидонском Соборе отрывки из 5-го и 6-го Пасхальных посланий Феофила были зачитаны наравне с творениями Святых Отец и Учителей Церкви как подлинное изложение веры[874]

.

Но еще более любопытен прецедент, случившийся с законодательством императоров-иконоборцев. Хотя в «Эпанагоге» царей Македонской династии и говорится о необходимости отменить и исправить «несообразности, изданные исаврийцами в противность божественному догмату и на разрушение спасительных законов», в действительности многие законодательные акты императоров Льва III (717–741) и Константина V (741–775) были воспроизведены в новеллах императора Льва VI Мудрого[875]

. Не говоря уже о том, что эти «несообразности» вошли в состав русской «Кормчей книги» 800 лет спустя.

Как известно, иерархическое, административное церковное устройство является той областью, вторжение куда, пусть даже и неосторожное, может вызвать бурную и отрицательную (чаще всего) реакцию. И распространение действий акта властного органа конкретного патриархата или местной канонической практики на соседнюю территорию не относилось к числу явлений, укрепляющих межцерковное общение. И эту реакцию легко объяснить по аналогии с государственным правом: ведь никому даже в голову не придет, что некие правовые акты, применяемые в данном обществе, могут принадлежать перу органов власти другого государства.

Многочисленные примеры заимствования чужих правовых идей, понятий, норм и институтов встречаются повсеместно. Но, как правило, они носят эклектичный, разрозненный и выборочный характер. Кроме того, чужие идеи всегда облекаются в национальные одежды тех народов, которые прибегают к их помощи для собственных нужд. Даже международные акты, как правило, применяются сегодня на территории того или иного политического образования после их ратификации. Хотя международное право налагает в целом на конкретное государство определенные обязанности, однако оно самостоятельно определяет органы, ответственные за исполнение международных норм на своей территории[876]

.

Но такие прецеденты никак нельзя назвать редкими, когда речь заходит об актах предстоятелей Римской и Константинопольской кафедр. Постановления Константинопольского синода и Римских соборов веками считались обязательными соответственно на Востоке и Западе. А между тем эти акты, многие из которых позднее были включены в состав канонического права, на тот момент времени, когда их рецепирование еще не состоялось, с формальной точки зрения являлись для других Поместных Церквей не своими.

IV. Канонический процесс