Царство и священство

Варварам, не сумевшим подняться выше идолопоклонства, эти нравственные и интеллектуальные блага были недоступны, да и не востребованы. Тогда (впрочем, как и сейчас) жить в государстве, по законам, с целью обеспечения свободы человека умели лишь народы духовные. Да, они были в массе своей политеистами, но веровали «чище» других. Разве можно было сравнить римский религиозный обряд с культами диких племен, практиковавших человеческие жертвоприношения? Как следствие, римское право оставалось действующей правовой системой на протяжении почти двух тысячелетий и впоследствии сформировало правовое лицо всей христианской цивилизации. А «варварские» обычаи давно канули в Лету.

Базовым принципом римского права являлось: «Nunquam res humanae prospere succedunt ubi negliguntur divinae» («человеческие дела никогда не процветают, когда божественные находятся в пренебрежении»). И поэтому римский закон всегда находился под защитой понтификов (жрецов). Как следствие его, возникли и другие основополагающие начала. Даже будучи еще языческим, римское право создало культ свободной личности и возвело на высокий пьедестал идеи, которые неплохо было бы почтить уважением сегодня и нам: aequitas

(равенство граждан перед законом), humanitas (уважение к человеческой личности), naturarerum (актуальность для людей принимаемых законов) и jus naturale

(соответствие законов разумной справедливости)[952].

Если уж римляне-язычники понимали значение религии для благосостояния государства и торжества законности, то не следует удивляться тому пристальнейшему вниманию, которое повсеместно уделяли христианские цари молитве как живому деланию веры.

«Состояние нашего государства, – отмечал Византийский император св. Феодосий Младший

(401–450), – зависит от образа богопочтения, и у них много общего и сродного. Они поддерживают одно другое, и каждое из них возрастает с успехами другого, так что истинное богопочтение светится правдивой деятельностью, а государство цветет, когда соединяет в себе и то и другое. Посему, поставленные Богом на царство, назначенные быть средоточием благочестия и благополучия подданных, мы всегда храним союз их неразрывным, служа Промыслу и людям… Преимущественно пред прочим мы заботимся о том, чтобы состояние Церкви оставалось достойным Бога и приличным нашим временам, чтобы от единомыслия всех происходило спокойствие, и от мира в церковным делах – невозмутимая тишина, чтобы богопочтение и богослужение было безукоризненно, чтобы находящиеся в клире и совершающие великое служение священства были свободны по жизни от всякого упрека с худой стороны»[953].

Вслед за ним император св. Юстиниан Великий (525–567) повторяет: «У нас всегда была и есть забота, правую и неукоризненную веру христианскую и благосостояние святейшей Божией Кафолической и Апостольской Церкви во всем соблюдать непричастными смятениям. Это мы поставили первою из всех забот, и мы уверены, что за нее и в настоящем мире нам Богом дано и сохраняется царство и покорены враги нашего государства, и надеемся, что за нее и в будущем веке мы обретем милосердием перед Его благостью»[954]

.

Так было не только на Востоке, но и на Западе, едва-едва пробужденном к жизни по Богу христианской проповедью. «Наше дело – защищать святую Церковь Христову извне, – писал император Карл Великий (768–814) Римскому папе, – от нападений язычников и грабежей неверных, и укреплять ее внутри, распространяя Кафолическую веру». На базарных площадях и ярмарках зачитывали послания короля: «Верьте, и спасете душу. Вечное блаженство достигается не только одним трудом, хотя сам по себе труд нужен и полезен, но еще и верой. Иисус Христос, Господь наш, будет царствовать вечно. Я, Карл, король франков Божьей милостью, и защитник святой Церкви, несу благодать и мир всем духовным лицам и мирянам, преисполненным благочестия, во имя Иисуса Христа, навеки Господа нашего».

В так называемой «Библии Каролингов» Карл недвусмысленно выразился следующим образом: «Получив от Бога, в лоне Церкви, власть над нашим королевством, мы должны стремиться всеми силами и с Божьей помощью защищать и возвышать Церковь так, чтобы Господь мог назвать нас добросовестным и преданным слугой»[955].

Мы уже не говорим о том, что монастыри издревле являлись местом уединения выходцев самых аристократичных, элитных семей. А также объектом трогательной заботы со стороны императоров. Даже турецкие владыки после завоевания Византии с громадным уважением относились к Святой Горе Афон, которой ранее покровительствовали и Византийские императоры, и Болгарские цари, и Сербские короли.