Напротив, в обществах материалистических
, изгнавших себя от Бога, все эти идеи принимают искаженные, порой уродливые черты. Право низводится до способа обеспечения интересов отдельных групп населения, утрачивает идею справедливости, которая некогда животворила бумажные нормы закона. Государство забывает об идее общего блага, которая всегда лежала в основе этого высшего политического союза. Оно превращается в аппарат принуждения и злодейства. Свобода, за которую пролиты реки крови, низводится до экономической категории; сегодня свободен тот, кто потребляет, и чем более человек ест, тем более, говорят нам, он свободнее.Автор этих строк вполне согласен с тезисом, который вывел один современный автор: «Сущность правосознания состоит в подчинении своей гордыни принципу любви к ближнему»[956]
. Позволим себе привести и другой отрывок, при чтении которого невольно жалеешь, что не ты автор этих строк. «Активное стремление христианина к стяжанию Святого Духа, должно, в первую очередь, найти свое практическое воплощение в молитве. В целом же Православная Церковь учит, что вся земная человеческая жизнь в идеале должна быть непрерывной молитвой.Только нахождение человека в состоянии непрерывного молитвенного общения с Богом дает ему возможность адекватно воспринимать других людей не в качестве эгоистической самости, а как образ и подобие Божие. Общение человека с Богом не только способствует возрастанию силы его любви к Нему, но и видя в другом человеке чадо Божие, он возрастает в любви ко всем людям»[957]
.Церковь земная живет в мiру, вместе с ним меняется и она, и составляющие ее люди. От эпохи к эпохе ей предстоит порой выживать
в далеко не сходных внешних условиях, нередко приноравливаясь к ним, если, конечно, это не влечет за собой измену ее высокому предназначению, учению Христа и древним традициям. Как следствие, те или иные практики естественным путем уходят в небытие вместе с людьми, которые их создавали. Однако остаются и основополагающие правила, которых касаться никак нельзя без угрозы нарушить внутренний строй Церкви, исказить взаимодействие священноначалия и мирян, отдельных Поместных церквей и сломать иерархию священства. Как учит история, ошибки в этих сферах не только чрезвычайно болезненны для Церкви, но и способны резко дезорганизовать ее жизнь в целом. Одно дело, когда они совершаются вынужденно, под давлением гонящей Церковь политической власти, и совсем другое, когда совершаются сознательно для решения партикулярных задач.Например, в России до последнего времени не существовало канонической системы административно-территориального устройства, в котором важнейшую роль играют митрополичьи округа. Их отсутствие привело к тому, что требования многочисленных канонов об обязательности ежегодного созыва местных Соборов банально игнорировались
(37-е Апостольское правило, 5-е правило I Вселенского Собора, 19-е правило IV Вселенского Собора, 8-е правило Трулльского Собора, 6-е правило VII Вселенского Собора, 40-е правило Лаодикийского Собора и т. д.). Как следствие, соборное начало, о котором с таким вожделением говорили славянофилы и твердят нынешние патриоты, оказалось в упадке. Результатом нарушения стал резкий рост папизма в Русской церкви, по масштабу бедствий более чем сопоставимый с латинским.И если нашим доморощенным «папам» и не удалось претворить в жизнь свои идеи о превосходстве священства над царством и подчинить себе все
стороны жизни Русского государства, то не по врожденной скромности, а исключительно из-за невозможности в связи с отсутствием должного интеллекта и образования оригинально обосновать свои претензии. Ведь они приводили лишь доводы, известные Восточной церкви уже многие столетия, и на которые, разумеется, ранее были найдены сильные идейные противоядия.А дальше эклектичного и банального повторения в XVI–XVII вв. того, что в XI веке излагал Римский папа Григорий VII Гильдебранд
(1073–1085) или в XIII столетии – Римский папа Иннокентий III (1196–1216), наши латинофобствующие паписты не продвинулись. Едва ли откровения Московского патриарха Никона (1652–1666) и его единомышленников о патриаршестве как четвертой степени священства могут претендовать на статус богословских трудов. Хотя, безусловно, оригинальности в них хоть отбавляй…Сегодня (как, впрочем, и всегда
в России) ищут магическую формулу социально-политического устройства, позволяющую и примирить противоречия, открывающиеся в обществе, и облагородить власть, и найти верный путь дальнейшего развития. Годы уходят, унося вслед за собой тонны книг, в которые ранее свято верили как в высшее достижение политической и правовой науки, а потом прокляли, столкнувшись с порожденным ими хаосом.