Царство красоты

— Перебарщивать? — смеётся.

— Подержать его ещё немножко!

И Валерия сдаётся, возвращаясь к гостям. Отец вылавливает неподалёку от меня Софью, они болтают какое-то время об успехах Амаэля, и отец рассказывает ей взахлёб о том, какой по счету зубик режется, и как он был счастлив, когда появился первый, и что совсем не было температуры, и как гладко прошло это событие. Софи даёт ценные советы по поводу прикорма, откуда только знает столько информации? Но отец подкован не хуже её, и они даже немного спорят.

— А как у вас с этим вопросом? — спрашивает свою любимую дочь отец, и в его голосе надежда, участие, ожидание.

— А никак… Пока.

— Не получается?

— Ну, не совсем…

Софи отрывает взгляд от собственных рук и смотрит в отцовские глаза:

— Тебя ведь не обманешь, так? — в её голосе безысходность.

— Ты главное его не обманывай, Соняш. Да, это больно, когда женщина не хочет иметь от тебя детей, но не настолько, как если бы она обманывала. Он это не заслужил, дочь. Говори ему правду.

— Пап… я уже не могу ему отказывать. Он так просит, что уже почти требует.

— Требует?! Запомни: никто не имеет права что-либо требовать от тебя, а ребёнок — это твоё решение. Только твоё, потому что ты будешь носить его, а не он, ты будешь кормить его, а не он!

— И рожать тоже я буду…

— Ну, если генетически ты в родах такая же, как твоя мамочка, то переживать тебе не о чем, поверь! Я однажды видел, как она это сделала с Лурдес… и у меня до сих пор шок!

— Да ладно, пап!

— Серьёзно тебе говорю! Всё равно, что в кафе сходила! Я не то, что испугаться, опомниться не успел! — смеётся.

— Она как-то мне говорила, что Лёшку очень тяжело родила.

— Там врачебная ошибка была. Ты только ей не говори, ладно? Я её историю из Лёшкиного роддома добыл, показывал специалистам, когда мы в Израиле ещё были… Не смотри на меня так, им важна была каждая деталь, потому что в этой беременности было слишком много угроз и рисков для неё. Так вот, она тогда рожала ночью, и врач, очевидно, просто домой спешил и решил поторопить её, чтобы быстрее разродилась: трижды вводил окситоцин. Но он не знал, что у твоей матери УЖЕ от природы имеется способность быстро выпутываться из этого малоприятного процесса, и спровоцировал ей быстротечные роды. Отсюда и все её и Лёшкины проблемы. Если б её не трогали врачи, она бы всё сделала сама и в самом лучшем виде.

— Тогда почему теперь ей кесарево делали?

— Просто подстраховались. Слишком много у неё рубцов внутри, и не было никаких гарантий того, что в родах какой-нибудь из них не разойдётся, а это уже была бы смертельная опасность для неё.

— А во время беременности? У неё такой огроменный живот был!

— Я сам этого живота боялся как огня. Да, Соняш, риск был, но значительно меньший. У мамы твоей очень эластичные ткани, склонные к быстрой регенерации — это нас и спасло. А вообще, знаешь, не бывает в жизни случайностей. Мама вот считает, что Амаэля нам Бог подарил… — усмехается, — наградил за хорошее поведение в последние годы. И я хоть и не совсем верующий человек, в мамины слова верю. Она знает, что говорит. Если появился ребёнок из шансов, стремящихся к нулю, значит, он был нужен этому миру. Какому-то особенному человеку был нужен. Кто-то будет ждать его, или уже ждёт…

— Пап! Ему только год, а ты уже думаешь о его девочке?! — Софья смеётся.

— Соняш… жизнь такая быстрая штука! Невероятно быстрая… Я в последнее время очень часто вспоминаю нашу с мамой молодость, и знаешь, кажется, что всё это было если не вчера, то в прошлом году, но точно не двадцать пять лет назад. Понимаешь, о чём я?

— Понимаю, ты уже опытный, поэтому смотришь далеко вперёд и по-другому не можешь.

— Именно так. И младенчеством Амаэля поэтому спешу так полно насладиться как могу, потому что знаю: всё пройдёт, как один миг. И не вспомнятся потом мне мои трудовые будни, переговоры, контракты, но зато я буду помнить его маленькие ручки, ножки, вот эти крохотные пальчики, — целует их со свойственной ему страстью.

— Ты всё правильно делаешь, и всегда так было, пап!

— К сожалению, не всегда. Столько ошибок, сколько я наделал, мне кажется, никто и не совершал, кроме меня.

— А Гитлер?

— Ну, пожалуй, если только Гитлер, — смеётся.

— Да шучу, шучу, — хохочет Софья.

— Так что, Соняш, не обманывай его: скажи правду. А в чём правда, кстати, почему не хочешь?

— Да как вспомню всё, что было тогда…

— Вот так и скажи ему, объясни себя. Антон поймёт, он же всегда тебя понимал!

— Поймёт… Он и кольцо давно уже купил. Я случайно нашла.

— Почему предложение до сих пор не сделал?

— Я намекнула, что не готова. Вот, он ждёт теперь, пока созрею. Попросил подать знак.

— Ты серьёзно?

— Ага. Так и сказал: намекни мне, когда будешь готова. Но кольцо попросил носить, — показывает отцу безымянный палец.

— Ну правильно сказал… Хотя это, конечно, не мой метод!

— Это уж точно!

Смеются оба.

Наконец, всё семейство в сборе и мы торжественно садимся за стол в празднично украшенной гостиной — той же самой, где когда-то отмечали Рождество.