Церковь и политический идеал

И хотя эта Империя состояла из этнических немцев как титульной нации, далеко не все германские политические союзы вошли в нее; многие из них образовали собственные карликовые государства. Зато негерманские народы, во множестве проживавшие на территории Западной империи, влачили жалкое существование на вторых ролях. По сравнению с блистательной Византией это было резким шагом назад. Возросла ксенофобия, и вскоре у немцев начала открыто проявляться антипатия к французам и итальянцам – разумеется, реакция этих наций была соответствующей. Появились немецкие пророчества, согласно которым Германия должна взять на себя руководящую роль в мире и однажды, как при Карле Великом, снова завладеет им, когда изберет сильного императора, реформирует Церковь и выберет папу не в Риме, а в Майнце, заменив Ecclesia Romana («Римская церковь») на Ecclesia Germanica («Германская церковь»)[836].

Показательно, что в ходе процесса выделения национальных государств современники пользовались категориями и представлениями имперских времен. Ссылаясь на то, что «империя сейчас в осколках», заключали, что «каждый король является императором на своей родине». «Подобно тому как Рим есть communis patria, также и корона королевства суть communis patria», – писал один французский юрист. Иными словами, идея римского суверенитета и верность Риму, как универсальной империи, была перенесена на национальное государство[837].

Да, Западная империя умирала, но ее имперское естество очень долго сопротивлялось новым веяниям времени. Хотя к началу Тридцатилетней войны (1618—1648) уже можно было с полным правом говорить о появлении наций, но еще в эту эпоху верность долгу, принадлежность к тому или иному вероисповеданию и зависимость от конкретного сеньора значили больше, чем преданность своей стране. А на политической арене выступали не столько Испания и Франция, сколько Габсбурги и Бурбоны – их правящие династии. После возвышения Испании именно выходцы ее королевского дома начали претендовать на имперские инсигнии. Династия Габсбургов правила не только в Испании, но и в Австрии, Тироле, Каринтии, Венгрии, Штирии, Силезии, Моравии, Богемии, Бургундии, Бельгии, Люксембурге, Эльзасе, Сицилии и Сардинии. Не говоря уже об американских колониях. Их девиз «Austriae est imperatura orbi universe» («Австрии назначено править миром») и концентрация власти вызвали жесткую реакцию Франции, короли которой также мечтали видеть себя в качестве императоров Священной Римской империи. Впрочем, как известно, ни одна, ни вторая сторона этого геополитического конфликта не добилась поставленной цели[838]

.

Здесь много поводов для размышления. И то, что с появлением национальной империи на Западе сама идея этого феноменального политического устройства подверглась жесткой ревизии. И тот факт, что падение «Второго Рима» состоялось накануне рождения «Третьего Рима» – Римская империя не откатилась на Запад, она нашла себе преемника на Востоке.

IV. Российская империя и империи Запада; некоторые особенности имперской политики

«Святая Русь» не без труда приняла имперскую форму, хотя непосредственно пребывала в ней с самих истоков своего рождения. Разумеется, было бы совершенно неоправданно искать прямых тождеств между Русью и Римской империей – история не знает повторений. Византия, как христианская держава, возникла изначально в виде империи. Россия же формировалась как периферийная, с точки зрения византийцев, страна, к тому же на протяжении нескольких столетий фактически утратившая свою самостоятельность и раздираемая внутренними междоусобицами. Понятно, что и процесс формирования титульной нации (русской или великорусской) происходил качественно иначе, чем у ее великой предшественницы. На протяжении веков Русские княжества не являлись национальными государствами в привычном для нас смысле, да и сама Русь не была единым государством. То же аморфное состояние, которое мы видели на Западе, которое издалека цементировала императорская власть Византии и Вселенский патриарх в Константинополе, регулярно направлявший на Север архиереев для управления русскими епархиями.

Мощнейшие в военном отношении правители, Русские князья тем не менее именовали себя погречески «архонтес Росиас» («русские военачальники») и были убеждены в том, что Римский император занимает главенствующее положение в христианском мире. Хотя Константинополь никогда не посягал на суверенитет князей, все они наперед обязывались хранить верность императору. И эта конструкция никогда не носила сугубо теоретические черты: неоднократно русские поставляли солдат в византийскую армию и принимали участие в походах против врагов Империи[839]. Наиболее памятной в череде совместных военных баталий является битва у Эноса, случившаяся 29 апреля 1091 года. Тогда 5тысячный отряд русских воинов под командованием Теребовльского князя Василька Ростиславича (1066—1124) в значительной степени предрешил исход сражения между византийским войском под командованием императора Алексея Комнина с печенежской ордой.