Церковь и политический идеал

Император Петр I (1682—1725) не только искал технического совершенства Запада, как о том много и справедливо пишут. Он создавал те политические формы, пребывая в которых «Святая Русь» единственно могла преодолеть свой «московский национализм» и подготовить основу для миссионерства среди бесчисленных и диких народов, проживавших на ее территории. Иными словами, обеспечить земной Церкви выполнение той задачи, на которую ее подвиг Спаситель.

Один замечательный русский правовед и канонист справедливо писал: «Предки наши имели непоколебимую веру в то, что православный русский народ есть первый народ в мире. Эта вера в трудные времена спасала русскую землю от погибели; но она же имела и дурную сторону, порождая неосновательное и вредное самомнение и усыпляя нравственную энергию. Предки наши частью сами себя изолировали, частью были изолированы историей от живого общения с другими народами и очень склонны были делать продолжительные стоянки на пути своего развития, с чувством самодовлеющего спокойствия, а потом вдруг приходилось наверстывать утраченное время и продолжительную бездеятельность искупать лихорадочной деятельностью и энергическими усилиями»[844].

Нередко говорят, что Российская империя убила «Святую Русь», но при этом совершенно упускают из виду тот факт, что последний защитник Вселенского Православия, хранитель веры, физически не мог (да и не может) существовать в форме национального государства.

Как и Византия, Российская империя имела свою титульную нацию – русских, и, так же как раньше, это понятие было слабо ориентировано на этнические критерии. Под «русским» понимали всякого человека, проживавшего на территории России, имевшего публичные обязанности перед государством, лояльного верховной власти и состоявшего в лоне Православной Церкви. Но, в отличие от Византии и Московской Руси, где подобное явление категорически не допускалось (римлянином, как и московским русским, мог быть только православный человек), в Российской империи сохранился многочисленный слой иноверцев, чья свобода совести обеспечивалась государством. Они были русскими подданными, не являясь этническими русскими и христианами. Это обстоятельство, также не имеющее однозначной оценки, наложило свой отпечаток на последующую политическую историю России.

Иногда говорят, что Российские императоры слишком много и в ущерб титульной нации уделяли внимания инородцам, и в этом есть своя правда, хотя и не вся. Да, нередко оказывалось, что представители других этнических групп оказывались в привилегированном положении в сравнении с великороссами. Польша и Финляндия имели свое законодательство, а Средняя Азия сохранила собственную социальную структуру. Но возможно ли было присоединить эти территории к России, а ее население привлечь в лоно Православной Церкви иными, насильственными мерами и резким ограничением прав, как это происходило на Западе?

И первым критерием, по которому можно (и нужно) оценивать успехи имперской политики, является миссионерская деятельность Русской Церкви, давшая феноменальные результаты. Разумеется, случались ошибки, как в любом виде человеческой деятельности, во все времена и народы. Но, конечно, гибель Российской империи обусловила не ее имперская форма и даже не отдельные просчеты правительства, на протяжении столетий обеспечивавшего мирное существование сотен народов, входивших в состав государства. А иные обстоятельства, которые трудно отнести к внутренним факторам.

Акцентировав внимание на том факте, что христианский Восток жил исключительно идеей Империи, обратим свое внимание на Запад, где после гибели Византии имперская идея также не угасла. В разные эпохи, но всегда неизменно его ведущие державы – Германия, Франция, Англия, Испания, Португалия мыслили свое существование исключительно в форме империи. Исподволь или нет – в данном случае не суть важно, но Священная Римская империя германской нации не обладала безусловным авторитетом. А потому политическая карта Западной Европы мозаично складывалась из национальных государств, замкнувшихся в своих границах, а также некоторых держав, заявлявших претензии на то, чтобы облечь себя в имперскую форму.

Конечно, их стратегия деятельности больше напоминала древнеримскую «трансляцию власти» – в конкурентном соревновании друг с другом европейские империи в малой степени руководствовались миссионерскими мотивами, хотя и их исключать нельзя. Но для нас важно отметить лишь то, что их расцвет пришелся не на период существования в качестве национального государства, а именно в имперскую эпоху. Достаточно сравнить, чем была Испания при Филиппе II (1556—1598) и чем она стала позднее.