Церковь в Империи. Очерки церковной истории эпохи Императора Николая II

Из всего сказанного следует, что внутриполитические события 1904 г. могли лишь подтолкнуть процесс «пробивания» записки, повлиять на него [процесс] опосредованно. Видимо, общий кризис церковной политики К. П. Победоносцева, не способного отказаться от прежних стереотипов в отношении к инаковерующим (т. е. неправославным! повлиял на его желание укрепить свои должностные позиции, особенно после выхода в свет манифеста 26 февраля.

Расчет же К. П. Победоносцева в отношении Государственного Совета оказался верен: брошенная в записке фраза о необходимости признания должности обер-прокурора равной должностям министров и главноуправляющих отдельными частями была на заседании Соединенных департаментов законов и гражданских и духовных дел 9 октября 1904 г. поставлена в центр обсуждения. «Соединенное присутствие», вполне согласившись с доводами К. П. Победоносцева, не только признало должность обер-прокурора равной прочим министерским должностям, но уже по собственному почину нашло «необходимым, независимо от предложений статс-секретаря Победоносцева по настоящему делу, постановить, что обер-прокурор Св. Синода присутствует в Государственном Совете, и Совете, и Комитете Министров на правах, в сем отношении министрам предоставленных»¹⁰

(выделено мной. — С. Ф.). Общее собрание 15 ноября 1904 г. также присоединилось к этому решению

¹¹.

Утвержденное Императором Николаем II 6 декабря 1904 г. мнение Государственного Совета стало законом. Таким образом, за несколько месяцев до своей отставки К. П. Победоносцев, лично входивший и в Комитет, и в Совет министров, являвшийся членом Государственного совета, добился окончательного юридического оформления должности обер-прокурора Святейшего Синода в системе российской государственности¹²

, — должности, которая в неизменяемом уже виде просуществовала вплоть до Февральской революции. Так была преодолена многолетняя законодательная запутанность вопроса, когда, с одной стороны, обер-прокурор законом был «ущемлен» в своих правах, по сути являвшихся правами министерскими, а с другой — имел ряд одинаковых с министрами обязанностей (объявлять Высочайшие указы, определять, перемещать и увольнять чиновников своего ведомства до VII класса включительно, быть «блюстителем как общегосударственных интересов, так и интересов духовного ведомства», какими являются и все другие министры и главноуправляющие и т. п.). Можно сказать, что актом 6 декабря 1904 г. была подведена правовая база под давно оформившееся основание обер-прокурорской должности. Это являлось закономерным государственным решением, прекрасно согласовывавшимся с существовавшей системой церковно-государственных отношений. По существу, акт 6 декабря 1904 г. завершил создание административного аппарата над Церковью. Об ущемлении прав Церкви, получившей теперь «своего законного» министра, не было сказано ничего.

Спустя шесть дней, 12 декабря 1904 г., появился именной Высочайший указ «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», содержавший в себе и пункт (№ 6), развивавший положения манифеста 26 февраля 1903 г. о неуклонном «душевном» желании Государя «охранять освященную Основными законами империи терпимость в делах веры», для чего предписывалось «подвергнуть пересмотру узаконения о правах раскольников, а равно лиц, принадлежащих к инославным и иноверным исповеданиям, и независимо от сего принять ныне же в административном порядке соответствующие меры к устранению в религиозном быте их всякого, прямо в законе не установленного, стеснения»¹³.