Цезарь

Для всякого толкового историка именно с этого возвращения Цезаря должен вестись отсчет эры Империи; именно с этим возвращением Цезаря начинается то вторжение варваров, какое в конечном счете затопит Рим.

Еще в самом начале гражданской войны, высоко ценя этих людей, которых было так трудно победить как врагов, но которые были такими прямыми и верными как союзники, Цезарь пожаловал право гражданства всем галлам, родившимся между Альпами и Эриданом.

После Фарсала и Тапса, в награду за содействие, которое они ему оказали, он сделал их сенаторами.

Он сделал коллегами Цицерона центурионов, солдат и даже вольноотпущенников.

Именно тогда в Риме стали вывешивать на стенах знаменитое наставление:

«Граждан просят не показывать сенаторам дорогу в сенат!»

Помимо непристойных песенок про Никомеда и про лысого победителя, все распевали еще и куплеты такого содержания:

Галлов Цезарь вел в триумфе,Прямиком их ввел в сенат.Шаровары скинув, галлы в тогуОблачились с пурпурной каймой.

Цезарь действовал так далеко не без причины: он хотел заполучить все почести и все полномочия и знал, что подобный сенат ни в чем не откажет ему.

И в самом деле, единодушным голосованием, как сказали бы сегодня, ему пожаловали:

полномочия вершить суд над помпеянцами,

право объявлять войну и заключать мир;

право распределять провинции (за исключением консульских провинций) между преторами,

должность трибуна и звание диктатора пожизненно.

Его провозгласили Отцом отечества и Освободителем мира.

Его сыновей — хотя, помимо Цезариона, чье рождение было сомнительно, у него не было сыновей, — его сыновей объявили императорами.

Напротив статуи Юпитера установили фигуру Цезаря, попирающего бронзовый земной шар с надписью: «Полубогу».

В довершение всего, этот лысый совратитель, победивший галлов, но побежденный Никомедом, был провозглашен Исправителем нравов, а ведь не прошло и года с тех пор, как он поселил под супружеским кровом, подле своей законной жены Кальпурнии, юную и прекрасную Клеопатру, ее одиннадцатилетнего супруга и этого ребенка, которого все настолько открыто приписывали ему, что называли Цезарионом!

А Гельвий Цинна, народный трибун, готовил закон, по которому Цезарю позволялось бы брать в жены столько женщин, сколько он пожелает, чтобы иметь наследников!

Но это еще не все; перемены происходят одновременно в материальной, политической и духовной областях жизни.

Незыблемый Померий отступил, и не по указу сената, а по воле одного-единственного человека.

Календарь не соответствовал смене времен года: месяцы все еще рассчитывали по фазам луны.

Цезарь обсудил с египетскими учеными эти недостатки календаря, и с того времени год будет делиться на триста шестьдесят пять дней.

Даже климат укрощен: африканского жирафа и индийского слона, которые прогуливались под пологом подвижного леса в Риме, убивают в римском цирке.

Корабли сражаются на суше, и, если бы Вергилий уже воспел нивы и пастухов, никто не удивился бы при виде оленей, пасущихся в воздухе.

«Кто осмелится противоречить, — восклицает Мишле, — тому, кому природа и человечество не отказывали ни в чем и кто сам никогда и никому ни в чем не отказывал — ни в своей могущественной дружбе, ни в своих деньгах, ни даже в своей славе?!.. Так приходите же все, милости просим, декламировать, сражаться, петь, умирать в этой вакханалии рода человеческого, которая вихрем кружится вокруг напомаженной головы основателя Империи. Жизнь, смерть — все это он один: гладиатору есть чем утешиться, разглядывая зрителей. Верцингеторига уже удавили нынче вечером, после триумфа: сколько еще умрет из тех, кто находится здесь? Разве вы не видите подле Цезаря эту грациозную змею с Нила? Ее десятилетний супруг, которого ей предстоит в свой черед погубить, это ее собственный Верцингеториг. А замечаете вы по другую сторону от диктатора исхудалое лицо Кассия, узкий череп Брута: они оба так бледны в своих белых тогах с кроваво-красной каймой?…»[162]