Цезарь

— Я дочь Катона и жена Брута, — ответила Порция, — и вошла в дом своего супруга не для того, чтобы лишь разделять с ним ложе и стол, как наложница, но чтобы делить с ним все его радости и печали. Со времени нашей свадьбы ты не подал мне ни единого повода для жалоб, но как я могу доказать тебе свою признательность и свою любовь, если ты считаешь меня неспособной хранить тайну?… Я знаю, что женщину считают существом слабым, но, дорогой Брут, хорошее воспитание и общение с мужественными людьми способны возвысить и укрепить душу… И поскольку, скажи я тебе все это, не представив доказательств, ты мог бы усомниться во мне, я сделала то, что ты видишь. Ну а теперь сомневайся!

— О боги! — сказал Брут, воздевая руки к небу. — Все, о чем я прошу вас, это даровать мне столь полный успех в моем начинании, чтобы потомки сочли меня достойным быть супругом Порции.

И тотчас, оказав ей всяческую помощь, какую требовало ее состояние, он обрел такую безмятежность, что несмотря на предупреждения, которые делали боги посредством знамений, чудес и дурных примет при жертвоприношениях, никто не верил в реальность заговора.

CIII

Что же это были за знамения, и насколько в них можно верить?

В них вполне следует верить, ибо о них рассказывают все историки, а вслед за историками их освятил своими прекрасными стихами Вергилий.

Перелистаем Светония и Плутарха.

Нужно напомнить, что Цезарь восстановил Капую и вновь заселил Кампанию.

Он отправил туда поселенцев, и они, желая построить себе дома, рылись в древних гробницах с тем бо́льшим любопытством, что время от времени находили там античные скульптуры.

Так вот, в одном месте, где, как говорили, был погребен Капий, основатель Капуи, они нашли медную табличку с греческой надписью, гласившей, что, когда прах Капия будет потревожен, один из потомков Юла погибнет от руки своих близких и будет отмщен великими бедствиями по всей Италии.

«Не следует считать это басней или выдумкой, — говорит Светоний, — так сообщает Корнелий Бальб, близкий друг Цезаря».[170]

От Цезаря не утаили данного предупреждения, и как раз тогда, поскольку именно в связи с этим его призвали не доверять Бруту, он якобы ответил:

— Полно! Неужели вы думаете, что Брут не повременит и не дождется естественного конца этой несчастной плоти?

А еще ему донесли, и почти в то же самое время, что лошади, которых он при переходе через Рубикон посвятил богам и оставил пастись на воле, отказываются от всякого корма и обливаются слезами.

По сообщению философа Страбона, в небе видели огненных людей, которые шли войной друг против друга.

Из руки раба какого-то воина на глазах у всех вдруг изверглось яркое пламя.

Все подумали, что рука раба сгорит, но, когда пламя погасло, оказалось, что он не потерпел никакого вреда.

Однако это еще не все.

Во время жертвоприношения, совершенного Цезарем, у жертвенного животного не было обнаружено сердца, и это было самое страшное из всех мыслимых предзнаменований, ибо ни одно животное не может жить без этого главнейшего органа.

Во время другого жертвоприношения авгур Спуринна предупредил Цезаря, что в мартовские иды ему угрожает огромная опасность.

Накануне этих ид стая птиц разных видов растерзала в клочки королька, с лавровой веточкой в клюве опустившегося на крышу зала заседаний сената.

В тот вечер, когда проявилось это знамение, Цезарь ужинал у Лепида, и, следуя заведенному порядку, ему принесли туда на подпись письма.

Пока он подписывал письма, его сотрапезники стали обсуждать вопрос: «Какая смерть наилучшая?»

— Неожиданная, — промолвил Цезарь, продолжая ставить на письмах свою подпись.

После ужина он вернулся к себе домой и лег спать подле Кальпурнии.

Внезапно, когда он только что уснул, двери и окна спальни сами собой распахнулись настежь.

Разбуженный шумом и лунным светом, залившим спальню, он услышал, что Кальпурния, спавшая глубоким сном, жалобно стонет и бормочет что-то нечленораздельное.

Он разбудил ее и спросил, отчего она так стонет.

— О дорогой супруг, — сказала она, — мне снилось, будто я держу тебя в объятиях, заколотого мечом.

На следующее утро ему пришли сообщить, что ночью, согласно его приказу, в разных храмах Рима совершили сотню жертвоприношений, но ни одно из них не сопровождалось благоприятными предзнаменованиями.

С минуту Цезарь пребывал в задумчивости, а затем, поднимаясь, сказал:

— Что ж, с Цезарем случится лишь то, что должно с ним случиться.

Настал день 15 марта, который римляне называли идами.

В исключительном порядке сенат был созван на заседание под кровлей одного из портиков, соседствовавших с театром.

В этом портике, ради данного случая обставленном креслами, стояла статуя Помпея, которую Рим установил в его честь после того, как он украсил эту часть города, построив там театр и портики.

Казалось, это место было выбрано одновременно Возмездием и Роком.

В назначенный час Брут, не поверяя своего замысла никому, кроме Порции, вышел из дома, спрятав под тогой кинжал, и отправился в сенат.