Наконец, трое рабов подняли его и на носилках, со свисающей рукой, отнесли домой.
Кальпурния уже знала о своем несчастье и встречала труп, стоя на пороге входной двери.
Позвали врача Антистия.
Цезарь был мертв; однако из всех двадцати трех его ран смертельной оказалась лишь одна, нанесенная в грудь.
Говорят, она была второй.
Вначале, в соответствии с составленным ими планом, заговорщики предполагали, что, когда Цезарь будет убит, его тело проволокут по улицам и бросят в Тибр, все его имущество конфискуют, а все его постановления объявят недействительными.
Но затем охвативший их страх, что Антоний, консул, и Лепид, начальник конницы, скрывшиеся в момент убийства, могут вернуться во главе солдат и народа, привел к тому, что ничего из задуманного ими осуществлено не было.
На другой день Брут, Кассий и другие заговорщики явились на Форум и обратились с речами к народу; но эти речи начинались и заканчивались без единого знака порицания или одобрения со стороны слушателей.
Из этого полного безмолвия следовали две истины: народ чтил Брута, но сожалел о Цезаре.
Тем временем сенат собрался в храме богини Земли, и там Антоний, Планк и Цицерон предложили всеобщую амнистию и призвали всех к согласию.
В итоге было решено, что заговорщикам обеспечат полную безопасность и, мало того, сенат подготовит указ о предоставлении им почестей.
Приняв такое постановление, сенат разошелся, а Антоний отправил заговорщикам, удалившимся на Капитолий с целью отдаться под защиту Фортуны, своего сына в качестве заложника.
После этого заговорщики спустились вниз, и, когда все собрались вместе, вновь было объявлено о примирении: все обнялись; Кассий отправился ужинать к Антонию, а Брут — к Лепиду!
Что же касается остальных заговорщиков, то одних повели к себе их друзья, а других — просто знакомые.
Видя все это, каждый счел, что дела разумно улажены и Республика навсегда восстановлена.
Однако в расчет не взяли народ.
На другой день, с раннего утра, сенат собрался снова и в самых почтительных выражениях поблагодарил Антония за то, что он пресек междоусобную войну прямо в зародыше.
Брута также осыпали похвалами.
Затем распределили провинции.
Брут получил остров Крит;
Кассий — Африку;
Требоний — Азию;
Кимвр — Вифинию,
а Брут Альбин — ту часть Галлии, что лежит по берегам Пада.
Между тем в городе начали вполголоса поговаривать, что существует некое завещание Цезаря.
Завещание это, по слухам, было написано им в сентябре предыдущего года в Лавиканском поместье, и, опять-таки по слухам, после того, как оно было запечатано, Цезарь доверил его на хранение старшей весталке.
Римляне нередко изменяли свое завещание, и Цезарь переписывал свое много раз.
Туберон сообщает, что со времени консульства и вплоть до самого начала гражданской войны Цезарь назначал своим наследником Гнея Помпея.
Однако своими последними распоряжениями — то есть завещанием, составленным в сентябре в Лавике и отданным на хранение старшей весталке, — он назначал трех новых наследников.
Этими тремя наследниками были три его внучатых племянника.
Первым был Октавий; ему одному он оставлял три четверти наследства.
Вторым был Луций Пинарий.
Третьим — Квинт Педий.
Каждому из этих двоих он оставлял по одной восьмой своего имущества.
Кроме того, он усыновлял Октавия и давал ему свое имя.
Он назначал нескольких своих друзей — и почти все они оказались его убийцами — опекунами над своими сыновьями, если таковые родятся.
Он включил Децима Брута — того, кто явился за ним домой, — в число своих наследников второй очереди и завещал римскому народу свои сады над Тибром, а также по триста сестерциев каждому гражданину.
Вот такие слухи ходили в народе, порождая в нем своего рода брожение.
Другой причиной волнений были надвигающиеся похороны.
Раз уж труп не был сброшен в Тибр, требовалось устроить похороны.
Вначале была мысль провести их скрытно, но возникли опасения, что это может озлобить народ.
Кассий держался того мнения, что в связи с подобным риском похороны ни в коем случае не должны быть публичными.
Однако Антоний так упрашивал Брута, что в конечном счете Брут уступил.
Это была вторая ошибка, которую он допустил.
Первая заключалась в том, что он пощадил Антония.
Вначале, стоя перед домом Цезаря, Антоний огласил его завещание.
Все, о чем толковали перед тем на Форуме, на площадях и на перекрестках Рима, оказалось правдой.
В итоге, когда народ узнал, что Цезарь действительно оставил ему свои сады над Тибром и по триста сестерциев каждому гражданину, толпа разразилась плачем и криками, выражая великую любовь к Цезарю и жгучую скорбь по нему.
Как раз этот момент Антоний и выбрал для того, чтобы перенести труп из дома покойного на Марсово поле.
Там, рядом с гробницей его дочери Юлии, возвели погребальный костер, а напротив ростральной трибуны соорудили вызолоченное подобие храма Венеры Прародительницы.
Внутри него поместили ложе из слоновой кости, покрытое золотыми и пурпурными тканями, а в изголовье ложа установили трофей с той самой одеждой, в которой Цезарь был убит.