Возможно, в некоторых случаях так оно и есть, но факт остается фактом: как раз в тот период, когда европейцы начали развивать науку, в Европу хлынул поток изобретений из Азии. И когда наука и технологии наложились друг на друга, европейский континент охватил пожар изобретательства. Заимствованные устройства подверглись столь радикальным усовершенствованиям, что их вполне можно рассматривать как новые изобретения. Например, китайские трехэтажные водяные часы в Западной Европе стали механическими карманными часами. Опираясь на полученные с Востока знания, европейцы совершали смелые прыжки к невообразимым ранее идеям. Ибн Сина составил энциклопедический сборник лекарственных средств и известных болезней. Пользуясь этим учебником, европейцы сформулировали микробную теорию инфекционных болезней, а затем придумали антисептики, вакцины и антибиотики.
Меняющие жизнь изобретения не проникают в обиход сами собой только лишь потому, что они полезны. Сначала их, как правило, необходимо превратить в продукты, которые затем могут превратиться в товары. В исламском мире с его нарративом восстановления, шариатом и патронатными сетями не существовало эффективных механизмов для превращения изобретений в товары. Не было их и в китайском мире с его мечтой о социально стабильном централизованном государстве, управляемом всепроникающей бюрократией. Новая технология потенциально могла нарушить существующий социальный порядок, а во многих мирах сохранить его считалось гораздо важнее, чем получить возможность покупать лучшие мышеловки. В нарративе восстановления только все традиционное и устоявшееся наполнялось смыслом.
Но на Западе, где социальная ткань была в значительной мере соткана из частных коммерческих предприятий, армии бизнесменов активно изучали пространство вокруг в поисках изобретений, которые можно превратить в товары – и в прибыль. Это прекрасно вписывалось в нарратив прогресса, потому что, как знает каждый, чтобы производить лучшие товары, нужны лучшие машины, а то и другое можно совершенствовать до бесконечности. Общества, сформированные нарративом прогресса, получили преимущество перед другими не столько благодаря изобретению прорывных орудий, сколько благодаря стремлению постоянно улучшать эти орудия. Не наличие ружей и пушек изменило баланс сил в столкновениях между европейскими и мусульманскими армиями – ружья и пушки были и у мусульман. Если на то пошло, огнестрельное оружие впервые появилось в Китае, но китайцы не извлекли из своего изобретения никакой пользы. Самое
Поначалу мусульманские армии были вооружены длинноствольными дульнозарядными ружьями: чтобы перезарядить их, солдатам приходилось вставать на ноги, превращаясь в мишень. Европейцы к тому времени уже изобрели казнозарядные ружья, которые можно было перезаряжать лежа, не подставляясь под пули. Казалось бы, небольшая разница, но сколь огромный социальный эффект! Когда мусульмане еще использовали гладкоствольные ружья с невысокой точностью стрельбы, европейцы уже делали ружья с нарезными стволами: из этих винтовок пули вылетали вращаясь, что позволяло им двигаться по прямой траектории и точнее поражать цель. Первые ружья заряжались так: сначала в ствол нужно было насыпать порох, затем положить металлический шарик, следом засунуть ветошь и тщательно все утрамбовать, после чего поджечь заряд. Европейцы придумали соединить пулю с порохом, а затем и с капсюлем, который взрывался при ударе по нему острым предметом. Да, патроны были таким же важным изобретением, как и само огнестрельное оружие. К тому времени, когда неевропейские армии вооружались однозарядными винтовками, европейцы уже использовали многозарядные. Когда те распространились по миру, у европейцев были сперва многоствольные скорострельные картечницы Гатлинга, затем пулеметы системы Максима и, наконец, пулеметы, которые стреляли не одиночными пулями, а свинцовыми потоками, разрывавшими на куски все, на что их нацеливали.