Мао Цзэдун во многих отношениях был реинкарнацией типичной мифической фигуры – императора, который в соответствии с бесконечной цикличностью истории положил конец периоду раздробленности и начал новую эпоху централизованного порядка. Как и его предшественники – император Шихуанди, основатель империи Цинь; император Вэнь-ди, основатель империи Суй; и император Хунъу, основатель империи Мин, – Мао взялся за восстановление цивилизационного государства, вращающегося вокруг единого центра. Как и его предшественники, он запустил масштабные инфраструктурные проекты, которых требовал нарратив восстановления. Как и его предшественники, он сделал это с полнейшим пренебрежением к человеческим жизням. И как и его предшественники, Мао стремился заключить общество в тесную административную и идеологическую клетку, из которой бы не выскользнул ни один мужчина, ни одна женщина и ни один ребенок.
Маоизм открыто отвергал конфуцианство, но выполнял ту же социальную функцию, что и древнее учение: позволял превратить многих в одно управляемое целое. Как и предшественники – китайские императоры, Мао создал корпус ученых-бюрократов, которые теперь, однако, должны были доказывать знание не конфуцианской классики, а маоистского канона (куда также входили классические труды Маркса и Ленина). Ключевые выдержки из работ Мао были сведены в «Красную книжечку», которые партийные функционеры всегда носили в кармане и, вероятно, знали назубок.
Подобно Первому императору и двум колоссам династии Суй, Мао реализовывал свои грандиозные цели с такой жестокостью, что после его смерти ответная реакция почти сразу оборвала его «династию» – выбранных им преемников на посту главы коммунистической партии. Краткий период неопределенности завершился выходом на сцену нового лидера – Дэн Сяопина, который, в отличие от Мао, придерживался куда более прагматичного взгляда на идеологию. «Неважно, какого кот цвета, черный он или белый, – заявил он. – Хороший кот такой, который ловит мышей».
Как и правители империй Хань и Тан, Дэн Сяопин и его политические потомки воспользовались плодами преобразований предшественника, избежав маниакальной одержимости тотальным контролем. Центральная власть могла немного ослабить хватку, будучи уверенной в том, что центробежные силы немедленно не разорвут государство на части. Мао превратил Китай в новое управляемое целое, которое послушно приняло машинную культуру и, претерпев изменение, продолжило двигаться дальше. Опираясь на колоссальное наследие императора-коммуниста Мао Цзэдуна, его последователи уверенно стали на путь к тому, чтобы вновь сделать Китай доминирующим центром не только азиатского мира, но и, возможно, всего мира вообще. Так спустя столетие междуцарствия и хаоса Китай вступил в новый период процветания в полном соответствии с циклическим паттерном, который, по мнению древних китайских мудрецов, лежит в основе истории Поднебесной.
Как и в прошлых циклах, современному китайскому созвездию присуща высочайшая централизация. На смену императору пришла коммунистическая партия, которая выполняет аналогичные функции и внутри которой власть исходит от единого лидера. Это, однако, не мешает Китаю широко использовать усовершенствованные на Западе корпоративные формы в качестве механизмов своего развития, которое сегодня распространилось далеко за пределы официальных границ Китайской Народной Республики. Частные и государственные китайские корпорации строят автомагистрали, железные дороги, морские порты, аэродромы и торговые центры вдоль бывшего Великого шелкового пути, по всей муссонной сети и в прочих «вассальных» государствах, которые в XV в. посетил со своей легендарной армадой адмирал Чжэн Хэ, чтобы показать миру величие империи Мин.
Никто не может остановить развитие технологии или предопределить ее влияние, и точно так же никто не способен стереть глубинные социальные нарративы или лишить их присущей им силы. Аналогично древним темам китайской мифологической традиции эти рожденные в далеком прошлом нарративы по-прежнему незримо присутствуют вокруг нас, определяя судьбу человеческой цивилизации.
Тем временем люди в исламском мире также столкнулись с новыми технологиями, но не как с благотворными инновациями, порожденными их собственной культурой и меняющими ее изнутри, а как с орудиями в руках вторгшихся извне сил. В XIX в. мусульмане, населявшие земли от Инда до Стамбула, от Самарканда до Судана, вдруг обнаружили, что их самые ценные ресурсы принадлежат не им, а их правители и правительства – не более чем марионетки, управляемые различными западными державами.
Почему так случилось? На протяжении 1200 лет ислам наполнял здешний мир и историю смыслом. Что же произошло? Были ли виноваты в этом сами мусульмане, потому что они делали что-то неправильно или же, наоборот, не делали того, что дóлжно? Как они могли вернуть свой мир на правильный путь и спасти самих себя?