Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

Но национальное государство – это не только чувство национальной идентичности; это структура, объективно существующая в материальном мире. Феномен национального государства возник как неизбежный побочный продукт слияния множества социальных течений, таких как развитие банковского дела, появление единых валют, совершенствование коммуникационных и транспортных технологий, неуклонная механизация войн. Все эти факторы питали друг друга, и из такой плодородной смеси вырос новый тип социальной организации. Национальные государства по сравнению с империями были тем же, чем империи выступали по отношению к цивилизациям. Они представляли собой компактные, консолидированные и сцементированные социальные организмы.

Успешность империй прежних времен определялась их размерами. Хорошая империя должна была быть большой – контролировать самую обширную территорию и иметь больше всего подданных, чтобы взимать налоги и формировать армии. Внутри каждой империи император обладал абсолютной властью. Он мог казнить любого своего подданного, не объясняя причин. Но, помимо этого, император почти не присутствовал в жизни простых людей: молочники могли продавать скисшее молоко, несовершеннолетние юнцы – напиваться в трактирах, мужчины – давить лошадьми зазевавшихся прохожих, женщины – ругаться нецензурной бранью. И что император мог со всем безобразием поделать? Да ничего! Он даже не знал о происходящем. Или его не волновали такие мелочи. Если кому-то не нравится происходящее, пусть он сам и разбирается – и этим «кем-то» обычно был местный священник, или уважаемый старейшина, или мастер гильдии, или глава рода (патриарх или почтенная мать семейства), или просто здоровяк, которого боялись все соседи.

Национализм

Успешность национального государства измерялась не столько его шириной, сколько глубиной. В этой форме социального созвездия глава государства не мог казнить кого угодно по своей прихоти: он был связан законами точно так же, как и остальные граждане. Государство – как абстрактная сущность, определяемая, по крайней мере частично, своими социальными механизмами, – стало явно и ощутимо присутствовать в повседневной жизни всех своих граждан и значительно углубило контроль. На всей его территории в пределах границ действовали одинаковые законы и ходила единая валюта. Монополия на любое насилие принадлежала центральной власти. Граждане могли говорить на разных языках, но официальный статус имел один язык, на котором велись все государственные дела.

Границы национальных государств превратились из размытых зон в четкие линии; переходя через эту линию, вы сразу понимали: по ту сторону была Франция, а здесь – уже Германия. Сплоченная, консолидированная компактность давала национальным государствам беспрецедентную способность формировать и осуществлять намерения как единым социальным организмам. Они могли делать это гораздо эффективнее всех предыдущих социально-политических форм. Возьмите, например, Великобританию и Китай: крошечная островная страна сумела навязать свою волю огромной империи. Но не королева Виктория, не премьер-министр Бенджамин Дизраэли или глава Британской Ост-Индской компании были генераторами этой могучей воли – они выступали лишь проводниками того импульса, который исходил от сплоченного социального целого под названием Великобритания.

С появлением национальных государств возникла и одна из самых притягательных для масс идеологий XIX в. – национализм. К тому времени националистические идеи стали находить в сердцах многих глубокий эмоциональный отклик. Эта идеология утверждала, что каждый человек является частью какой-либо нации и каждая нация имеет право на собственное суверенное государство. Людям одной национальности следует держаться вместе, каждый человек должен идентифицировать себя со своей нацией (и, как следствие, с национальным государством) и ощущать себя частью единого «мы, народ».

Это, разумеется, поднимало вопрос: что определяло группу людей как «мы, народ»? Какие атрибуты делали человека частью конкретной нации и отличали ее представителей от людей любой другой нации? Понятное дело, что таким определяющим фактором не мог быть, например, рост: никто не выступал за национальное государство для высоких людей или для малорослых. А мог ли стать таким определяющим фактором язык? Или общая история? Религия? Или же пусть очень размытое, но родство, основанное на происхождении от одного предка? Или же какие-то общие видимые атрибуты, такие как цвет кожи?