Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

Благодаря развитию торговли племена, населявшие саванную пастбищную зону между Сахарой и джунглями, получили возможность добиться процветания, став посредниками. В этом поясе, протянувшемся вдоль южной границы пустыни через весь Африканский континент, вырастали сказочно богатые города и возникали одна за другой могущественные империи: сначала Гана, затем Мали и, наконец, Сонгай. Они занимали территории современных Сенегала, Мали и Мавритании, и каждая следующая империя была больше и могущественнее предыдущей. Гана предположительно возникла еще в 400 г. н. э., но превратилась в значимую региональную державу в период подъема ислама.

С развитием торговли солью и золотом жители этого африканского региона оказались вовлечены в глобальную торговую сеть, в которой доминировали мусульмане. Так вместе с потоками товаров сюда распространилось и исламское влияние. За несколько столетий весь трансафриканский пояс вдоль южной границы Сахары, от Атлантики до Индийского океана, был поглощен исламским нарративом. Исламизация этого региона началась во времена подъема империи Гана и набрала обороты в империи Мали. Первыми в ислам стали обращаться простолюдины, за ними последовала и элита. В мусульманский нарратив вплелись нити более ранних, чисто африканских нарративов: например, традиция устных преданий, которая использовалась для сохранения исторической памяти, а также матрилинейная система, определявшая порядок наследования власти. Все это сформировало особую, африканскую версию ислама.

Для африканцев, занимавшихся торговлей солью и золотом, обращение в ислам означало присоединение к братскому, сосредоточенному на себе сообществу, которое, казалось, вот-вот охватит весь мир – настолько стремительным было его расширение на раннем этапе. В конце концов ислам распространился даже на Восточную Африку, где арабы на протяжении веков добывали рабов. Они выменивали их у живших на побережье африканских племен на разнообразные товары, привозимые со всего света (точно так же впоследствии делали и европейцы в Западной Африке). Раса не играла здесь никакой роли. Прибрежные племена ощущали с племенами, обитающими в глубине материка, ничуть не больше родства, чем с арабами. Конечно, ничто не мешало арабам время от времени захватывать и продавать в рабство самих жителей африканского побережья. Единственным способом защититься от этой опасности было принять ислам, потому что он запрещает мусульманам порабощать единоверцев. Таким образом, везде, где местные жители продавали арабам рабов, у них, скажем так, был весомый стимул обратиться в ислам.

Мусульманские армии, которые направились из Аравии на восток, в Персию, также одержали здесь легкие победы. Незадолго до этого по региону прокатилась эпидемия чумы, оставив после себя опустошение. Арабские интервенты были здоровыми и выносливыми жителями пустыни, которым пытались противостоять изможденные люди, в буквальном смысле поднявшиеся с больничного ложа. Более того, Персией правила погрязшая в коррупции и ставшая неэффективной династия Сасанидов, которая на протяжении вот уже многих лет вела изнурительную войну с византийцами. Персидские правители тратили на это огромные деньги (взимая с населения огромные налоги), жертвовали бессчетными жизнями подданных – и были не в силах добиться никаких побед! Как можно хранить верность такой власти? Когда арабские армии вторглись в Персию, местная элита встретила их с оружием в руках, но простые люди приветствовали завоевателей в надежде на то, что они снизят налоги и избавят их от надоевших правителей.

Однако Персия бросила арабским мусульманам вызов – не военный, а культурный. «Слидинение» происходило здесь гораздо труднее, чем в Северной Африке, оно наталкивалось на мощный местный нарратив. Несмотря на упадок, этому ключевому региону Средневосточного мира было присуще глубокое ощущение собственной уникальной – иранской – идентичности, которая уходила корнями в далекое прошлое, к Киру Великому и еще дальше, к самому Заратустре.

Надо сказать, что исламский нарратив не был совершенно чужд этой земле. Идея религиозной общины, живущей по наказам Бога; борьба между силами добра и зла; наступление конца света и Судного дня, когда будут учтены все деяния человека в земной жизни; райский сад, где праведники обретают вечное блаженство, – все эти темы существовали и в зороастрийском нарративе. Иными словами, исламское религиозное кредо оказалось вполне приемлемым. Что вызывало у иранцев высокомерное неприятие, так это культура диких и невежественных обитателей аравийских пустынь. О каком превосходстве арабов может вообще идти речь? Исламу – да, арабизации – нет!