Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

Два императора династии Суй решили эту проблему, соединив север и юг страны внутренней водной артерией. Великий канал существует до сих пор и выполняет функцию, для которой был построен. Название «канал» слишком тривиально для этого грандиозного гидротехнического сооружения. Два императора прорезали в земле русло огромной искусственной реки, которая соединила две огромные естественные реки – Хуанхэ и Янцзы. Великий канал обеспечил безопасный, надежный, защищенный и полностью контролируемый водный путь, по которому вверх и вниз могли ходить баржи, груженные зерном и другими товарами. Он не только открыл массе населения легкий доступ к основному источнику продовольствия, но и сшил Срединное государство множеством других тесных связей. Два Китая наконец-то «слидинились» в единый, более мощный имперский организм.

Это было не единственное «слидинение». В какой-то момент своей жизни Вэнь-ди встретился с буддийскими монахами, и ему понравилось то, что они говорят. Сложно сказать, насколько искренним было обращение императора в новую веру, да это и неважно. Главное, что он взял буддизм под свое крыло. Как и в случае Константина и христианства, у Вэнь-ди имелись для того весомые стратегические причины. Действуя в своей тихой, мирной манере, буддисты постепенно выстроили огромную торговую сеть со всеми сопутствующими ей институтами и наработали колоссальный опыт. Вэнь-ди управлял империей как одной большой семейной фермой, но само по себе сельское хозяйство не могло привести ее к подлинному процветанию. Для этого его требовалось дополнить отлаженным торговым механизмом. Поскольку укоренившиеся у власти конфуцианцы презирали торговлю, императорам династии Суй пришлось обратиться если не в буддизм, то к буддистам, сделав их вместе с их монастырями и торговыми сетями частью китайского созвездия.

Хотя династия Суй просуществовала немногим дольше, чем Цинь, в следующие два столетия поток китайских паломников хлынул в Северную Индию, чтобы посетить буддийские святыни, школы и монастыри. Обратно они привозили буддийские религиозные тексты и переводили их на китайский язык. Но в процессе они столкнулись с фундаментальной проблемой. Оригинальные произведения были написаны на санскрите – одном из самых флективных языков мира, многосложном и использующем алфавитную письменность. В отличие от него, письменный китайский был односложным нефлективным языком, в котором вместо букв использовались идеограммы. Санскрит и происходящие от него языки как нельзя лучше подходили для выражения возвышенных абстракций без отсылки к материальным реалиям. Китайская письменность, основанная на осязаемых элементах реального мира, выражала абстракции через их наиболее существенные, наблюдаемые материальные черты. Например, санскритское слово «вселенная» было в итоге передано на китайском комбинацией трех символов – горы, реки и земли, а «человеческое эго» – сочетанием символов ветра, света и родного места.

При переводе буддийских текстов на китайский язык приходилось пользоваться теми словами, которые уже существовали в китайской письменности. Но у этих слов уже имелись устоявшиеся значения и коннотации. Как можно было выразить с их помощью абсолютно новые концепции, ранее отсутствовавшие в китайской системе идей? С аналогичной непростой задачей столкнулся и епископ Вульфила, когда переводил Библию на готский язык для германских племен. Китайские переводчики решили проблему с помощью терминологии, которую разработали и популяризовали в своих трудах даосские мудрецы. Например, для передачи центрального понятия индийского буддизма «дхарма» китайцы использовали термин «дао», а индийскую концепцию «нирваны» передали даосским понятием «недеяние».

Таким образом, китайский буддизм не мог не вобрать в себя некоторые черты даосизма и традиционной китайской культуры, тогда как некоторые тонкие нюансы оригинального учения были отброшены. Из этого «слидинения» родился чань-буддизм, уникальная китайская версия религиозно-философского созвездия, родившегося в Индии. Идея путешествия души к трансцендентной реальности, которой, как предполагается в ортодоксальном буддизме, можно достигнуть в неопределенном далеком будущем, в чань-буддизме уступила место идее медитации, направленной на достижение гармонии в настоящем, здесь и сейчас. По мнению чань-буддистов, просветления можно достичь посредством уединения на лоне природы и правильного созерцания. Впоследствии эта форма буддизма проникла в Японию (и в конце концов даже в Калифорнию), где стала известна как дзен-буддизм. В дзене вместо понятия нирваны – конечного состояния, к которому стремится человеческая душа, – на первое место вышло понятие сатори – пробуждения сознания в текущем моменте.