Твоя капля крови

Внизу было поле, густые травы, влажные от ночной росы, бездонная тьма озера впереди. Стефан доскакал до берега, выпрыгнул из седла. В озере плавала пьяная, колеблющаяся луна. Здесь уже пахло осенью, мокрыми палыми листьями и гнилью. До смерти хотелось умыться, прополоскать рот, хоть на мгновение избавиться от пропитавшего все существо запаха крови. Стефан долго плескал себе в лицо пропахшую тиной ледяную воду.

Может, он проснется сейчас; увидев утреннее солнце, с облегчением сбросит с души тяжесть ночного кошмара и убийства. Но хоть вода уже стекала неприятно холодными струйками за воротник, проснуться не удалось. Корда, тоже спешившись, стоял в отдалении и наблюдал за ним с тревогой.

– Что? – бросил Стефан, поднявшись. – Не боишься со мной оставаться? Не ровен час, и на тебя накинусь.

– Чего мне бояться, – отвечал Корда, – ваша светлость поужинавши…

Стефан с размаху закрыл лицо мокрыми руками.

– Скажи мне, – потребовал он. Корда стал слишком чезарцем; там, при посторонних, он ничем себя не выдал, но теперь…

– Ну и приключение ты мне устроил. – Слышно было, что губы у Стана дрожат, как у человека, проведшего слишком долгое время на холоде. – Ты знаешь, что делаешь, Стефко?

Он вытер мокрые щеки. Кивнул.

– Теперь уж знаю. Теперь обратного пути нет.

Стан кивнул.

– Ты хотел по-другому. Я на любом суде, хоть на здешнем, хоть на Матушкином, скажу, что хотел. И не твоя вина, что так не вышло.

– Да уж. – Стефан против воли усмехнулся. – С тобой я, пожалуй, и Матушкин суд выиграю, раз ты с моей… родней договорился. А зачем тебе, скажи на милость, вздумалось кровь пускать?

– Любое исправление чернилами они и считать не станут. А я приехал с тобой как свидетель – значит, моя кровь годится для скрепления… Это же Уставы Михала, история права, дай Матерь здоровья старому Марцинкевичу… Стой, гляди!

Темнота на востоке все отчетливее набухала красным.

– Надо ехать, Стефан.

Белта вскочил на коня, подумав – надо бы наведаться в храм, поблагодарить Матушку за то, что подарила ему такого друга.

И осекся, вспомнив с горечью: теперь Матушка не пустит.

Мчали они так, будто за ними гнались, разбудили и напугали мальчишку-конюшего. В дверях дома их встречал мрачный пан Ольховский с почти догоревшей свечой в руках. Домашний халат, который раньше едва на нем сходился, теперь висел на отощавшем теле. Ольховский преградил Стефану дорогу и долго вглядывался в него.

– У тебя руки в крови, – сказал он наконец.

– Теперь долго будут, – отрезал Стефан. – И не только у меня.

Вешниц тяжело вздохнул и зашаркал прочь.

Стефан прошел в гостиную. Здесь ничего не изменилось за несколько часов – но все казалось постаревшим, помельчавшим. Окна были плотно занавешены, но разъедающий свет проходил и через шторы, заставляя морщиться. Стефан подошел к зеркалу в старинной раме, сдернул с него траурную ткань. Отразилась пустая комната, посеревшая с приближением утра, проступившие контуры мебели, еле тлеющие огарки в канделябре.

Больше ничего.

– Друг, – позвал Корда из-за спины, – прошу тебя…

Стефан долго стоял, всматриваясь в гостиную, будто все еще надеялся отыскать себя. А потом поднял руку и ударил с беспомощной яростью прямо в центр. Зеркало взорвалось и осыпалось множеством режущих осколков.

Глава 19

Он очнулся в кресле и несколько смятенных минут пытался понять, где находится и почему так неожиданно заснул.

– Как же вы позволили ему это сделать, – разобрал он гневный шепот Юлии.

– Милая моя пани, я даже не знал, куда и зачем мы отправились. – Корда оправдывался так же, шепотом. – Я и поехал с ним лишь потому, что побоялся отпустить его одного…

Тишина. Резкий вздох Юлии.

– Простите меня, пан Корда, ради нашей Матери… Мои упреки совершенно неуместны. По справедливости это я должна была остановить его.

– Вы?

– Теперь, когда нет Юзефа, мне смотреть за домом.

– Нет, княгиня. Вам нечего делать в этом мертвом царстве. Э, поглядите, наш больной, кажется, очнулся…

– Что случилось? – сухими губами выговорил Стефан.

– А то, друг мой, что ты разбил зеркало, а потом взял да и свалился без чувств прямо мне на руки. До этого я видел такое лишь в плохих чезарских пьесах. Не уподобляйся, Стефан.

Он говорил быстро, нервно – еще не опомнился от ночной авантюры.

Стефан нашел взглядом Юлию – готовый увидеть, как она отмахнется от него, но Юлия смотрела бесстрашным взглядом, полным уже знакомой ровной печали.

Ей ли привыкать жить в царстве мертвых…

– Что вы сделали с собой, Стефан…

– Только то, что было нужно.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Корда. От него разило. На столике рядом стояла уже на четверть опустошенная бутыль «капель князя Филиппа».

– Превосходно.

– Если ты будешь падать в обморок всякий раз на рассвете, из тебя выйдет плохой полководец.

– Что ж. Будем атаковать ночью.

Стан не очень твердо держался на ногах, но на щеках опять появился румянец – даже слишком яркий.

– Прости, – сказал Стефан, кивнув на запыленную бутыль, – я манкировал своими обязанностями…