Твоя капля крови

– Ничего. Пани Юлия надо мной смилостивилась. – Корда глотнул еще, жадно, будто выпитого до сих пор ему не хватило, чтобы изгнать страх.

Юлию, видно, их возвращение спешно подняло с кровати. Обычно не в ее привычках было встречать гостей в домашнем платье и наброшенной на плечи пелерине. И прическа была не такой аккуратной, как обычно; густые пряди, выбившись из нее, падали на высокий лоб и розовые, еще горячие ото сна щеки. Из-за этого Юлия казалась моложе – и беззаботнее.

Она поглядела на Стана, вздохнула и позвала слугу – отправить за закуской.

– Теперь нужно собирать Совет, – сказал Корда. – Нам еще делать из тебя князя всея Бялой Гуры. Вот только как ты собираешься давать клятву, если не сможешь даже зайти в храм?

За окном раздался стук копыт, грохот каретных колес по булыжникам. Юлия выглянула, приоткрыв занавеси.

– Пани Яворская вернулась. Ох, Матушка, а мы хороши…

Они засуетились, будто дети, застигнутые за шалостью. Корду отправили полоскать рот цветочной водой, Юлия убежала поправить прическу и отдать распоряжения слугам, и встречать Вдову досталось Стефану.

Яворская без слов заключила Стефана в объятия. Стефан поразился: как она его не оттолкнет, не почувствует чужое, холодное – мертвое. Но она сказала лишь:

– Да у вас руки заледенели, Стефан. Вам теперь пуще прежнего нужно беречься…

Стефан, хоть был на две головы ее выше, на секунду показался себе заплаканным мальчишкой.

– Ну будет, будет, – сказала она, словно он и в самом деле плакал.

Юлию, когда та вернулась, Вдова обняла крепче, прошептала ей что-то на ухо и уверила, что с удовольствием останется, пока будет нужна, – но ведь у княгини Белта теперь, верно, дел по горло…

Об отце они не говорили. Стефан проводил Вдову в гостиную и стал расспрашивать про новости в столице.

– Меня беспокоит Бойко, – сказала Яворская. Она сидела, закинув ногу на ногу; кажется, все в том же черном мужском костюме. Вдова сильно постарела за те месяцы, что Стефан ее не видел. Но старость, будто алхимический раствор, нанесенный на металл, заставила сильнее проявиться былую красоту. – Вернее, сам наш пан Рудольф теперь никого не беспокоит, он сидит и ожидает, пока свершится его судьба… Но студенты решили во что бы то ни стало вырвать его из рук тюремщиков. В городе недовольство, а я, Стефан, ума не приложу, что с этим делать. Вчера арестовали двух бомбистов… И этим не кончится.

– Не хотелось бы, чтоб они подняли город сейчас.

– Почему же?

Стефан вздохнул.

– Я боюсь, нас ждет долгий разговор, а вы с дороги…

– Короткой и не утомительной, – прищурилась Яворская, – и мне не составит никакого труда вас выслушать. Так, значит, вы решили возглавить то, что раньше называли безумием. – Она потянулась за яблоком в принесенной Ядзей вазе.

– Я знаю, что скажут другие, пани Барбара. Будут говорить, что я плохо перенес отставку и после Остланда стал голоден до власти…

– Безусловно, – кивнула Яворская. – А еще злые языки станут болтать, будто вы цепляетесь за тень отца, чтоб выбраться в князи. Скажут, что отец нарочно отправил вас поближе к трону, а когда задумка ваша не осуществилась, вы вернулись сюда. Мне до них нет дела, Стефан.

Он решился.

– Вы сказали тогда, что вы живете за воеводу… Я буду говорить с вами, как говорил бы с ним.

Вдова кивнула, подобралась.

– Как вы полагаете, сколько шансов у нас на победу? Положим, что подаренные моему брату корабли подойдут к Казинке, как того хотел генерал, и здесь мы затеем восстание… Сможем ли мы победить? Что сказал бы пан воевода?

Она молчала.

– Он сказал бы, что флотилию, вернее всего, разобьют у берега, а если войскам и удастся высадиться, их будут преследовать неустанно. Цесарь кликнет на помощь верного брата-дражанца, и тот отправит против нас свои войска…

Яворская без слов потянулась за шкатулкой с нюхательной травой.

Ожили часы на отцовском столе, прозвонили ясно и гулко. Торопливо, будто желая угнаться за ними, залился звоном колокол в часовне.

– Ян сказал мне тогда, – и голос у Вдовы стал надтреснутым, чуть дребезжал, словно старый ломкий механизм, – что нам нужно вспомнить, как восставать. Доказать самим себе, что мы еще можем поднять головы…

– А теперь цесарь с удовольствием воспользуется случаем и покажет, как легко задушить подобный бунт.

– Вы расписываете все в таких мрачных тонах, Стефан…

– Я понастроил за эти годы столько воздушных замков, пани воеводова, что теперь мне сложно очароваться их конструкцией… Мы проиграем. Даже с поддержкой флорийца, даже если война разгорится по-настоящему.

Яворская сделала понюшку целебной травы, заправила кисет обратно в шкатулку и спрятала в карман куртки. И поглядела на Стефана ясно и требовательно, точно как воевода, ожидающий доклада от порученца.

– Ну так?

– Представьте, что, положим, в Драгокраине случился переворот. Нынешнего господаря не слишком любят. Остланду несподручно будет посылать войска на помощь брату. А новый правитель Драгокраины, дружественный нам, не станет возражать, если войско Марека двинется не по морю, а по суше.

– Через густые дражанские леса…

Стефан кивнул.