Твоя капля крови

Вернись он домой без Стацинского, никто и не спросит, куда тот делся. Корда промолчит, а остальные его и не хватятся. Сам ведь сказал, что у остландцев в розыске – решат, будто подался в лес…

– Что за вопрос, пан Стацинский. Вы же сами говорили, что от судьбы мне не уйти.

– Я надеялся, – сказал тот почти с обидой. – Вы были похожи на человека, который борется. А, что там… Верно у нас говорят, вся ваша братия одним миром мазана…

– Уж простите, что разочаровал. – Слова Стацинского неожиданно больно прошлись по сердцу. – Так что же теперь, отсечете мне голову?

– Почему? – опять спросил анджеевец, и Стефан с удивлением понял, что тот не хочет его убивать. Он два раза оставил Стацинского умирать, а несчастный мальчишка его – жалеет?

Даже пить расхотелось.

– Потому что выхода не было, – ответил он честно. – Нам нужен союз с дражанцами.

Он прислонился спиной к толстому, извилистому стволу дуба, ощутив внезапную усталость. Хотя разве вампиры устают?

– Я знаю, что ваш Орден о них думает, поверьте, я и сам думаю не лучше. Но если у нас не выйдет союза, если не найдем, как переправить сюда оружие и войска, то погибнет гораздо больше людей, чем я сумею убить за всю мою вечную жизнь…

– Зря вы называете это жизнью.

– Да как бы ни называл…

Оба замерли. Стефан – готовый кинуться, Стацинский – с рукой на сабле.

Издалека доносились возбужденные девичьи голоса – верно, играют в «быка», нацепив на кого-то из хлопцев горшок с рогами, или в «у медведя во бору»… Где-то, кажется, раздался плеск лодки, и Стефан вспомнил о Мареке и ощутил тоску по брату, на удивление резкую, будто они больше никогда не свидятся.

– Вы сказали, князь, что дадите мне возможность, – заговорил наконец Стацинский.

– После. Когда мой брат вернется. Или вы думаете, я желаю для Бялой Гуры вечного правителя, такого как Михал?

– Вы теперь, – сказал анджеевец, – совсем другого будете желать, чем раньше. И как вы будете… существовать все это время?

– Я не собираюсь, – начал Стефан.

– Не собираетесь нападать на своих? На деревенских? Все это прекрасные намерения. – Мальчишка говорил ожесточенно, насупив брови и глядя вниз, хотя у Стефана не было сомнений, что он следит за каждым его движением. – Сколько вы не пили?

Белта сглотнул, горло запершило.

– Три дня.

– Три дня, и вы уже смотрите на меня как на десерт.

Он рассмеялся бы, но застыдился скорбной мины анджеевца.

– Еще неделя, и вы отправитесь на охоту. И вам будет все равно, на кого охотиться. Совсем как вашей матушке… Отчего вы так уверены, что сможете удержаться?

Стефан уверен не был. Он не знал еще, как поведет себя это новое, непривычное тело. Знал лишь, что оно голодно.

И если подумать – Стацинский не раз уже оказывался прав…

– Дайте клятву, – сказал тот неожиданно. – Поклянитесь на крови, что не станете убивать безоружных.

«Тебе – поклясться? Не слишком ли много ты на себя берешь?»

Но Корда сказал той ночью, что подобный обет вампир не может нарушить. И если отдавать собственную жизнь, то отчего не в руки своей совести?

– Хорошо, – сказал он, отходя от дуба и распрямляясь. – Я это сделаю.

Стацинский, кажется, удивился такому быстрому согласию.

– Но и вы мне кое-что пообещайте.

– Что же?

– Что вы будете рядом, когда понадобится это… остановить. Если я нарушу клятву. Или если мне захочется вечно править.

– О, об этом не беспокойтесь. – Анджеевец улыбнулся режущей улыбкой, которая делала его на десяток лет старше. – Я там буду.

– Полагаю, я должен где-то расписаться?

– Не обязательно. Дайте руку… Ваша светлость.

Анджеевец вытащил из-за пояса кинжал с коротким серебряным лезвием – похоже, заморский – и вроде бы едва дотронулся до Стефановой ладони. Но болью пропороло до самого локтя. Только стыд не дал застонать и отнять руку.

Матушка…

Нет Матушки тебе.

Стацинский подставил лезвие под кровоточащую ладонь.

– Клянитесь.

Все снова стало напоминать дрянной роман, но, видно, до конца его теперешней жизни так тому и быть. И клятву он произнес полувспомненными откуда-то из книг, торжественными словами.

– Если я солгу, пусть солнце заберет мою жизнь, как этот кинжал забирает мою кровь.

– Клятва принята, – распевно проговорил анджеевец, глядя, как темные пятна впитываются в серебро, раз – и лезвие снова чистое. – Добрая Матерь и святой Анджей тому свидетели.

– А что за размолвка вышла у вас с Орденом? – поинтересовался Стефан, когда они возвращались к дому.

– Простите?

– Если вас ищут остландцы, куда логичнее было бы искать убежище у своих собратьев, а не у недобитого вампира… Или те отступники, что напали на меня, – и не отступники вовсе?

– Иногда я не понимаю политики Ордена. – Стацинский упрямо выставил челюсть. – Мы не наемники. Но некоторые об этом, кажется, забыли.

Оказалось, что анджеевец гостил в Швянте у друзей из кружка Бойко и только подтвердил опасения Вдовы:

– Они собираются на маневры.

– Кто собирается?

– Гражданская студенческая армия.

– Матерь добрая белогорская, – только и сказал Стефан. Яворская вздохнула.

– Раньше эта армия спокойно проводила время в моем салоне, но господам остландцам угодно было его запретить…

– Им разрешают маневры?