Твоя капля крови

Он увидел ее страх – видно, она давно таила его и не смогла больше, выпустила наружу – увидел в побледневших закушенных губах, в опущенных глазах, не желающих на него смотреть. Лютый, беспомощный страх – за него.

– Юлия… – сглотнул. Захотелось наговорить утишающей, успокаивающей ерунды, только бы этот страх прогнать. Но ей лгать он не имеет права. Да она и не по- верит…

– По заветам Матери, – голос ровный, а губы дрожат, – каждая из нас должна обустроить дом и дать миру новую жизнь… Где же мы наберем столько жизней, когда вы так неразумно их расходуете.

Она подошла ближе.

– Я люблю вас, Стефан, – сказала она. – И хочу, чтоб вы это знали. Возможно, вы могли принять мои чувства к вам за семейную привязанность, за жалость к раненому… Это не то.

Она зябко обняла себя за плечи, хотя в саду было не холодно. Посмотрела в темное небо.

– Юзефу не за что злиться на меня. Матерь свидетель, я его любила как могла. Да и как же, – она запнулась, – кто бы мог его не любить? Только вот детей нам Матушка не дала – но против ее воли что сделаешь? Я ведь и на Белую Гору поднималась, вымаливала…

Она на мгновение замолчала, а потом проговорила решительно:

– Может, за то она меня и наказала. Да только что бы я с этим сделала? Я хочу, чтоб вы знали. Если уж все это… начнется. – Стало душно, как перед приступом. – Я люблю вас, – повторила Юлия. – Наверное, с самого первого раза… Помните, я тогда споткнулась на этих ступеньках, а вы меня поддержали?

Стефан стоял как оглушенный. Больше самого признания он был поражен ее смелостью, открытостью; насколько храбрей его она снова оказалась, насколько благородней. Горло сжалось, и через мгновение Юлия снова вытирала ему щеки ладонью, как тогда, над могилой собаки.

– Ну что вы, Стефан… разве я за этим… Ну что это…

Он думал, что сможет уйти, справиться с этим, как справлялся с жаждой. Отступить, поблагодарить ее, объясниться – раз уж не хватило духу сделать это первым. И объяснить, что слов ему довольно, это и так куда больше, чем он заслуживает. Не трогать ее.

Ничего не вышло.

Вместо этого он схватил ее руку, прижался губами к запястью; с яростью, которая испугала его самого, целовал ее губы, лоб, виски, покрасневшие от усталости глаза.

– Юлия… Юленька… Я же никого так, Мать свидетель, никогда… Вы не знаете, как я думал о вас, каждый день, каждый…

Задыхаясь, он вжимал Юлию в себя, а она не отстранялась, не ускользала, обняла за шею – после всех его снов настолько реальная, что в нее трудно было поверить. Губы его касались без разбору ее волос, шеи, воротника платья. С этой жаждой никакая жажда крови сравниться не могла. Не стало Стефана, он был штормом, селем, прорвавшим плотину, где уж тут остановиться…

Восстания. Революции. Ерунда-то какая, Матерь добрая…

Не оставлю.

Не отдам.

Юлия…

Только вот детей нам Матушка не дала…

Значит, можно, можно хотя бы сейчас, хотя б один раз не отрываться друг от друга, а что до вины…

Пусть. Что отцу теперь до них, а если есть вина – так она на Стефане, пускай, его уж дальше не проклясть…

Он подхватил ее с земли, вжался лицом в плечо, целуя прямо через ткань платья.

Черного платья. Траурного.

Стефан в толк не мог взять, как хватило у них сил разомкнуть объятья, отойти друг от друга – хотя б на шаг. В саду было тихо, слышно только их тяжелое дыхание, да где-то в ветвях угукала птица.

– Я не могу. Не имею права.

– Я знаю, – сказала Юлия.

Она прижала ладонь к его груди, то ли удерживая его на расстоянии, то ли успокаивая разбушевавшееся сердце.

– Все еще больно?

Он накрыл ее руку своей.

– Теперь нет.

Глава 20

Стефан готов был поспорить, что Девичью бухту предложил кто-то из своих, хотя бы по той причине, что за пределами Бялой Гуры ее мало кто знал. Стефан и сам помнил только, что Чеговина посылала туда корабль в помощь Яворскому, но он так прочно засел на прибережных камнях, что снимали его с мели уже остландцы.

Прадед Лотаря, который вел войну с Бялой Гурой, пытался как-то послать туда свои отряды, но те поредели, перебираясь через Скелетов Хребет, и больше таких попыток не предпринималось. После поражения в прошлом восстании несколько отчаянных голов бежали с этого берега во Флорию, заплатив рыбакам последним золотом. Их вывезли на шхунах в открытое море, где ждал корабль. Обычно же здесь ходили только рыбацкие лодки, охотящиеся за треской.

Марек эту бухту и в расчет не принимал.

И все-таки – если там нельзя высадить армию, то вполне можно выгрузить ящик с «игрушками».

Оставалось только гадать, кто именно везет этот ящик. Ладислас имени не дал из вполне понятных опасений. Все, что они знали, – где и когда ждать корабль. Стефан все же позволил себе надеяться, что перевозчик, кем бы он ни был, доставит и вести от брата.