Твоя капля крови

– Но уж если ваш цесарь торгует Планиной, отчего же вы так уверены, что сможете этому помешать? – Видно, Лотарь так навсегда и останется «его цесарем».

– Я, – сказал Стефан, – вряд ли смогу этому противостоять. Но, думаю, восстание смешает планы и цесаря, и Дражанца.

Лагош сощурился. Казалось, он получает от беседы странное удовольствие.

– Каким же таким образом смешает?

– Не все в Драгокраине, – вместо ответа сказал Стефан, – поддерживают нынешнего господаря. Отнюдь не все.

– Так что ж. У себя мы никак цесаря на князя не сменим, так будем у них господаря менять?

– О, я полагаю, что они справятся без нас. Одна из древних княжеских фамилий готова взять в руки бразды правления. Их ставленник будет гораздо лояльнее к нам, чем Николае. Учитывая нашу общую борьбу против Остланда, я думаю, они согласятся раз и навсегда решить вопрос Планины…

– Что это за фамилия? – потребовал граф.

– Деневеры, – сказал Стефан, будто прыгнув с обрыва.

– Вы хотя бы знаете, что это за семейство? Раньше мы гоняли этих Деневеров осиной и Матушкиным словом. Я думал, они давно перевелись – ан нет, живы!

– Я не понимаю, о чем вы, граф, – спокойно сказал Стефан.

Тот брызнул слюной.

– Вампиры эти Деневеры, вурдалаки – от того самого Михала и пошли. А вы их будто хотите на нашу сторону?

– Я не знал, что в наше время кто-то еще верит в вампиров.

– Кто близко с ними не сталкивался, – граф свел огромные брови, – тот, может, и не верит. А мой дед их в хвост и в гриву бил каждое полнолуние…

– Я вполне понимаю, что вы не хотите иметь дела с дражанцами. Но посмотрите, что происходит в этот неспокойный час. Бывшие враги сходятся. Я и сам не более чем несколько часов назад жал руку Самборскому… Отчего и вам не забыть о старых распрях?

– Не держите меня за дурака. – Взгляд Лагоша из-под бритого лба был чрезвычайно острым. – Вы сами-то как с ними столковались? Они ведь чужую кровь не слушают.

– Я говорил с ними через посредство цесарины Остланда.

– Как бы там ни было, я с кровососами бок о бок не встану. Не тот это народ, чтоб с ним о чем-то договариваться.

– Что бы вы о них ни думали, разногласия у вас всегда были о принадлежности Планины. Прежние князья Бялой Гуры слишком часто оставляли вас без поддержки. Неудивительно, что властители Планины привыкли управляться своими силами. Но я поспособствовал бы вашему примирению, если бы Деневеры взяли трон.

– Что ж. Хотите сказать, что принесете мне подписанную кровью бумагу, буде я отдам за вас голос?

– Не думаю, что это будет так уж сложно.

Граф Лагошский не выглядел убежденным.

Скоро Стефану стало не до графа: в дом начали наезжать гости. Похороны старого князя были делом одиноким, а на нового торопились посмотреть. Опасения лучше всего заглушаются любопытством.

Официально собрания за пределами столицы еще не запрещали, но таким съездом особая охрана не могла не заинтересоваться. Оттого Стефан приказал своей милиции следить за дорогами, предупреждать – но не показываться и уж тем более не чинить препятствий. На поминках ни гостям, ни хозяевам прятать нечего. А то, что многие приехали с сухими стебельками в петлицах или в лошадиных гривах в знак того, что получили разосланные вицы, – так не арестовывать же за это.

Самборский уехал в разоренный отцовский дом. Его имению вовсе не повезло: первый хозяин, которому досталось конфискованное владение, бросил все и бежал на Шестиугольник; второй, напротив, держался в столице, поближе к цесарю, и в имение наезжал раз в пять лет, позволив ему тихо и безнадежно разваливаться. Стефан жалел Самборского – вид заброшенного дома только растравит незажившие раны. Но еще жалел о том, что вряд ли князь сумеет сколотить кучу: его бывшие крестьяне наверняка уже поуходили в леса, в вольные багады, и неизвестно, последуют ли теперь за Самборским…

Кравец оставался пока в летнем павильоне, куда Стефан его поселил. У павильона милицианты пана Райниса несли неотступный караул. Кравец не должен был увидеть лишнего. Да и гостям, которые теперь съезжались в поместье, зрелище бывшего начальника тайной службы могло испортить аппетит, а то и вовсе отбить желание оставаться.

Стефан не мог взять в толк, что с ним сделать. Так и держать в павильоне – он, пожалуй, сбежит; отпустить и отправить в Остланд – но с Кравеца станется пройти за Стену, пробраться во дворец и доложить Лотарю о цесарине. И тогда весь их план не будет стоить ломаного гроша…

В глубине души он, конечно, знал ответ. Знал, что спроси он у Корды – и друг скажет то же самое. И все-таки Стефан оттягивал неизбежное. Хотя, с трудом проснувшись среди дня, он всякий раз думал о тáйнике. Именно после пробуждения больше всего хотелось есть.

Он напился тогда, забыв об осторожности, и вначале чувствовал себя сытым и безопасным, но крови молодого гарда едва хватило на семь дней.

Кравец бродил по павильону как бедный родственник, не допущенный до чужого веселья. Он бы явно хотел посмотреть на веселье одним глазком, но стерегли его тщательно.

– Ну что же, князь, – сказал он, завидев Стефана, – вы решили, что желаете делать с вашим пленником?