– Позвольте, – Стефан примирительно поднял руки, – если вы и пленник, то сдались мне добровольно.
– Это верно. Я сдался добровольно оттого, что доверял вам…
– Право, господин Кравец…
– По меньшей мере, больше, чем могу доверять кому-либо еще в моем положении…
– Единственное, что я могу предложить вам, – стать нашим парламентером. В этом случае у вас появится некоторая… легитимность, и, возможно, цесарь вас выслушает…
– Легитимность? – Бывший тáйник рассмеялся. Он избегал почему-то смотреть Стефану в глаза. – Вы ведь не так давно покинули Остланд, князь, чтоб забыть, как там считаются с бунтовщиками. Никто не будет вас слушать. Ни вас, ни… парламентеров.
Взгляд его растерянно бродил по комнате, будто выискивая, за что зацепиться. В конце концов Кравец повернул голову и уставился в сумерки за окном. Это можно было счесть за грубость – которая в ситуации тáйника была бы даже простительна.
– Когда мы возьмем город, – сказал Стефан, – цесарю придется по крайней мере нас выслушать.
– Когда вы возьмете город, – откликнулся Кравец, – вас выкурят оттуда за неделю, и единственными, кто станет с вами разговаривать, будут дознаватели. Однако все это ваше дело.
– Я боюсь, иначе я не имею возможности вам помочь. Вы обратились не к тому человеку. Мы с вами теперь оба по одну и ту же сторону цесарского гнева – и по одну сторону Стены.
– Верно, – вздохнул Кравец. – Мне тоже начинает казаться, будто я обратился не к тому… человеку.
Он чертил что-то пальцем на оконной раме. Бездумный, беззаботный с виду жест – но во всей его фигуре читалось напряжение человека, готового броситься в бой.
Вернее – готового отбиваться.
– Здесь прекрасные зеркала. – Его голос отдавался тревожным эхом в пустых стенах. – Я разглядел печать… Вы заказали их у дражанского стекольщика? По совпадению – у того же мастера, что и цесарина Остланда.
Стефан отступил на шаг.
– Вы и другие привычки переняли от цесарины… Хоть я и не имею чести быть допущенным в ваше общество, даже мне здесь очевидно, что вы переняли у нее ночной образ жизни… Полагаю, вы славно посмеялись надо мной, когда я спрашивал о вампирах…
– Мне было не до смеха, – честно ответил Стефан. Кравец наконец развернулся к нему. Он все еще смотрел мимо – и хорошо, в глаза ему заглядывать не хотелось, достаточно и его лица, на котором читалось обнаженное ожидание смерти. В руке он сжимал пистоль – тот самый, чезарский, с укороченным дулом.
– Положите оружие, – торопливо сказал Стефан. – Заклинаю вас, положите. Уезжайте отсюда.
– Ваши люди не дадут мне уехать. – В пистоле наверняка серебро, а на шее у Кравеца – снова та рогатка.
– Дадут. Я прикажу им. Уберите пистоль, Кравец…
– Вы надеялись на ее поддержку и поэтому… позволили ей?
– Я не нападу на вас, если у вас не будет оружия. – Губы пересохли, и он уже сам понимал, что лжет. Но Кравец взвел курок. Стефан бросился и даже в этот момент верил еще, что не к чужому горлу тянется, а хочет лишь отобрать пистоль.
Прогремел выстрел. Стефан успел схватить руку Кравеца, отвести, и пуля ударила в зеркало. Бывший тáйник боролся молча, пытаясь вырваться, навести дуло на Стефана, – но сил не хватало. От напряжения он стиснул зубы, кровь бросилась ему в лицо. Стефан чувствовал ее – так близко, уже предвкушая против воли, как вопьется в тугое горло.
Снова выстрелы. Кравец завалился набок, странно обмяк в его руках. Запахло кровью, и только оставшийся человеческий инстинкт не дал Стефану забыться в этом запахе. Он перевел помутневший взгляд на дверь – там стоял Зденек, сжимая дымящийся пистоль.
– Я слышал, – сказал он, облизнув губы, – он стрелял в твою светлость. Он…
– А остальные – слышали? – резко спросил Стефан, поднимаясь. Тело Кравеца осталось на полу, и теперь отчетливо было видно два темных пятна, расплывшихся по шелковому жилету.
– Остальные? Не знаю. Вроде далековато…
Зденек выглядел растерянным, и Стефан его успокоил:
– Все правильно. Это был… враг.
Он наклонился проверить пульс, но жилка на еще теплой шее молчала.
Кравецу, должно быть, тяжело пришлось в дороге и немалого труда стоило отыскать Самборского, втереться к нему в доверие и попасть на корабль.
Все это – чтоб закончить на холодном клетчатом полу гостевого павильона.
Зденек тоже глядел на тело со смесью любопытства и испуга.
– Что же с ним делать, твоя светлость?
Стефан едва подавил желание поднять Кравеца с пола, начать тормошить – настолько напрасной казалась его смерть.
И как он ни старался, не мог отогнать сожаление о том, что выстрелы раздались так рано – раньше, чем он успел напиться.
– Нужно увезти его. Так, чтобы никто ничего не заметил. Похоронить… на нашем кладбище. Здесь его искать не станут.
Разве что Самборский озаботится судьбой товарища – но Самборскому можно объяснить, что он привез домой шпика.