Твоя капля крови

Когда у Стефана было время передохнуть, он себе дивился. Тому, с какой легкостью он стал убивать – пусть и тех, кто с оружием. Тому, как удобно ему было теперь управлять летучими мышами, а ведь давно ли и помыслить не мог, как это делается.

Бойко организовал разведку: сновали туда и обратно якобы мирные жители, бежавшие от произвола в городе, женщины из веселого дома на Кошачьей улице. Мальчишки из пригородных поместий, где остландцы остановились на постой, – дети просачивались в город без особого труда.

И все же мышам Стефан доверял больше.

Он посылал их в разведку каждую ночь, чтоб понять, куда «Охоте» лучше бить в этот раз, но прежде всего – чтоб узнавать новости из Остланда. Мыши почти ничего не видели, летали по звуку, но слух у них был превосходный. И Стефан сам будто выскальзывал из окна и подслушивал: когда у костра, а когда – из-под потолка особняка, в котором расквартировалось военное начальство.

От цесарского гарнизона повстанцам достались пушки на бастионах и одна мортира. Оживили – не без труда – древнюю бомбарду, которая отдыхала на солнце возле барбакана и использовалась разве что в детских играх.

Они едва не растерялись, поняв, что к орудиям поставить некого. Держать огнестрелы и милиция Стефана, и люди Бойко как-то научились, но с артиллерией дела никто не имел. В конце концов нашлись бывшие гвардейцы Гайоса, получившие вместе с остландцами какую-никакую подготовку, и бомбисты, утверждавшие, что раз в самодельных зарядах они разбираются, так и в этих как-нибудь разберутся.

Рута Гамулецка думала: видел бы ее покойный супруг, решил бы – вот уж пошло у них дело. В трактире кипела работа. Те из «Общества жен и вдов», кто хоть что-то соображал в готовке, и простые горожанки, жалевшие «наших солдатиков», – все были приставлены к делу. Шутка ли, накормить целую армию. Кто-то обедал на месте, но у черного хода уже переступали лошади, впряженные в телегу, ожидая, пока их нагрузят обедами. Из-за «стратегического расположения» ее трактир отвечал за бойцов по всему Княжьему тракту – а это столько ртов, сколько Рута в самые горячие годы не кормила.

И на кухне будто шла война: тут шипело, чадило и гремело.

– Поторопитесь!

Мальчишки принялись носить в телегу горшки с едой. Рута в который уж раз вытерла мокрый лоб и с удовольствием нащупала в фартуке записку от «своего студентика». И ведь подумать – не студентик уж давно, был за границей, приехал – как с картинки, Рута его грешным делом не узнала… И прикипел к ней так, что товарки шепчутся: мол, присушила. Что там, сама готова так подумать.

Если б только выбраться им живыми. Уж и устроили бы свадьбу. Не как ту, первую, на которую ее, совсем юную, потащили, как бычка на веревочке…

Но звон свадебных колоколов в ее грезах оказался всего лишь перезвоном колокольчика, сообщающего бойцам, что обед готов. Рута встряхнулась.

– Ну одну подводу отправили, что стоим, грузите следующую!

Покойный пан Гамулецкий, увидев такую работу, был бы доволен. Но вот узнай он, что за такое никто не платит, пожалуй, снова сошел бы в могилу.

– И гляди, прут и прут… Сейчас я вот этого… – Юноша привык уже к отдаче длинного чезарского фучиля, не то что в первые разы, когда тот просто выскакивал из рук.

– То, что ты сражаешься вместе со сбродом, Лойко, не обязывает тебя перенимать их жаргон, – важно сказал его товарищ и тоже выстрелил. Все-таки удобное это дело, когда не нужно после всякого выстрела перезаряжать…

– Не называй их сбродом, – серьезно сказал третий стрелок, с длинными волосами, забранными под сетку, и белым браслетом на руке. – Это непатриотично. И ты опять уложил моего.

– Откуда мне было… Баська, пригнись!

Пуля ударила в фигурку святой, украшающую галерею. Пригнувшуюся Баську обдало белой пылью.

– Святая Барбара, храни нас, – тихо пробормотала девушка. – Взорвать бы тот мост…

– Без тебя взорвут. Знай стреляй.

Еще один солдат на мосту захромал и упал.

– Не обиделась бы на нас Матушка, – сказал Лойко.

Не их вина, в конце концов, что высокий храм Барбары-защитницы так удобно выходит галереей прямо на мост. И что из этой галереи им до сих пор удавалось сдерживать ало-черных, не давая им перейти мост.

– Мать на нашей стороне, – заявила Баська. – Или ты в этом сомневаешься?

– Как же, – фыркнул юноша. – Это было бы непатриотично…

А потом к Швянту подтянули подкрепление.

– «Тьмы и тьмы их шли на благословенную землю Матери нашей, и не было им конца», – процитировал Вуйнович, глядя из бойницы барбакана на собиравшиеся к городу войска.

– Что это, воевода? Или мало нам здесь поэтов?

Старый генерал в последние дни становился сентиментальным. Уже по всему Швянту рассказывали, как Вуйнович пустил слезу, увидев поднявшееся над Княжьим замком бело-зеленое знамя. Cтефана же больше беспокоили слухи о том, что тот в придачу схватился за сердце. Вот и теперь, рассматривая чужие войска, он теребил жесткий воротник мундира. Того самого, в котором сражался еще у Яворского.