Твоя капля крови

Крепость казалась совсем маленькой издалека – половина съедена черным дымом. Дольна Брама, небольшой, давно заброшенный бастион, – за него никто не стал бы воевать, но туда отошел отряд повстанцев, когда державники выбили его из Крука. К Яворскому примчался из Брамы гонец с просьбой о помощи, а уж воевода отправил Стефана к капитану Бадричу.

А теперь крепость догорала, и не похоже было, чтоб там оставался кто-то живой.

– Матерь милосердная, – пробормотал капитан. – А эти никак ушли?

– Ушли, – сказал второй всадник.

Вокруг все было пусто; такой пустотой, которая не таит засаду, где сразу чувствуется – живых вокруг нет.

То, что им открылось, когда они смогли наконец заехать в крепость, было не так страшно.

Потому что сначала они увидели деревню. Вернее, не деревню – несколько домишек и лавок с воткнутой посредине церковью. Теперь они терялись в том же черном дыму.

Стефан спешился первым; он чувствовал себя отчего-то ответственным – может, из-за того, что первым почуял запах.

– Куда несет молодого, – сказал капитан, морща нос.

У церкви огонь отожрал крышу и выбил стекла, но тяжелая обгоревшая доска, которой заперли двери, была на месте. Стефан понял, откуда запах. Его не стошнило, наверное, потому, что он догадался куда раньше, только верить себе не хотел. Вместо тошноты пришла легкая и звонкая пустота. Пожженные дома щерились проемами окон.

Сначала молчали.

– Их-то за что, – сказал кто-то.

– Что ж они в крепость не ушли…

– А ушли бы? Глянь, что там…

– Небось те, из крепости, сюда отойти хотели…

– Хортиц, – сказал кто-то, присев у тела единственного убитого в остландской форме. Недалеко от трупа валялась шапка с медведем на кокарде. – Медведи! Это ж Хортиц, п-песья кровь. Опередил нас.

– А мух-то нет, – сказал тот, мрачный. – Покойники есть, а мух нет. Их же дым отпугивает, мух-то!

И засмеялся.

Кому в здравом уме могло прийти в голову отправить его в Пинску Планину – вместо безобидного капитана Гайоса?

Это не искра. Это факел, который с размаху швырнули в амбар.

Стефан сам и швырнул.

Кто теперь поверит, что он хотел как лучше? Что за бес дернул его говорить с Лотарем об армии? Или он действительно стал настолько остландцем, что поверил, будто державное войско будет защищать его княжество?

Державное войско с Хортицем во главе.

Стефан велел принести вина со специями, выпил его залпом и сидел, сжав ладонями виски, пытаясь понять, что делать. Идти к Лотарю – напрасный риск; тот ясно сказал ему, что слышать не желает о Бялой Гуре. И не идти – риск не меньший. Клетт наверняка уже узнал об этой истории – а в его устах она превратится в рассказ об орде безжалостных варваров, вынудивших людей Хортица отстреливаться.

Глаза снова застило красное марево; после он с трудом вспоминал, как сумел уговорить военного советника отправить молнию генералу Кереру; как сам строчил очередное письмо графу Лагошскому и вручал курьеру – хотя знал уже наверняка, что его увещеваниям тот не поверит. Ясно помнил лишь, как билась жилка на красивой шее генерала и как напряглась вена на его руке, когда он протянул Стефану стакан воды.