Твоя капля крови

– Началось с это пустяка, на ярмарке: то ли кто-то из дражанцев что-то с прилавка стащил, то ли приударил за торговкой… Началась перебранка, потом драка. Собрался народ… Ярмарка, все навеселе, там, кажется, и было больше веселья, чем драки. Все было бы хорошо, если б не полковник Хортиц. Он решил навести порядок. Явился с солдатами, те принялись бить всех без разбору. Люди… люди сперва побежали, то есть, – он сглотнул, – дражанцы побежали, а наши… похватали камни и стали бросать в солдат. А капитан этот… мерзавец, с вашего позволения, стал подгонять своих… одним словом, началась стрельба. Без разбору стреляли, конечно, все кинулись врассыпную, а там же конники. Кого-то задавили. Там… там было безумие.

Стацинский утер винные капли с подбородка, размазав грязь вокруг рта. Он растерял где-то всю свою наглость и выглядел перепуганным мальчишкой.

– Я составлял рапорт для господина Грауба, а окна в кабинете выходят на площадь. Было много шума… Я сперва просто вышел посмотреть, а потом… – Он облизнул губы. – Мы уносили раненых с мостовой, иначе б затоптали… Те, кто был умнее, укрылись в приюте Святой Магды. Вместе с беженцами. Их не трогали больше.

– Остальные побежали к графу?

Стацинский кивнул.

– Наверное, и к лучшему, что его ранили. Солдаты перестали стрелять, графа унесли… А потом уж вмешался господин Грауб. Для графа это обойдется без последствий.

– А для тех, кого он защищал?

Стацинский пожал плечами. Верно. Не с него спрашивать. Только сейчас Стефан позволил себе рассмотреть его. Пыльный, усталый – но следов ранения не осталось, не мог бы человек с пошатнувшимся здоровьем так гнать коня с самой Планины. Живучий… Серебряных украшений стало на нем чуть меньше, они потемнели и в сочетании с дорожным костюмом смотрелись дико. А вот амулета не видно…

– Я не знал, что вы работали с господином Граубом, – сказал Стефан.

– Разве он не доложил вам, что взял помощника? – В голос юноши вернулся прежний апломб.

Докладывал, верно… Вот только фамилию не упомянул.

– Мне казалось, что господин Грауб избегает местных жителей.

– Он их… недолюбливает, – сказал Стацинский. – Я попал к нему по протекции графа.

– Как получилось, что вас отправили с рапортом?

Чистый взгляд безупречно зеленых глаз.

– Я сам вызвался, ваша светлость.

– Прекрасно, – сухо сказал Белта. – Мой секретарь позаботится о вас.

Он хотел бы отвести Стацинского к Лотарю, чтоб он повторил всю историю. Но лучше держать анджеевца от дворца подальше.

– Ваша светлость, – сказал анджеевец торопливо, – я бы хотел просить у вас аудиенции… по личному вопросу.

Естественно, хотел бы. Любому захочется поговорить с человеком, который оставил его умирать посреди дороги.

На сей раз Стефан не стал являться без доклада. В приемной было людно. Гул разговоров доносился до его ушей, как щебет птиц в погожий день на кладбище – для того, кто возвращается с похорон.

Лотарю вид его сразу не понравился.

– Что такое, Белта?

Выслушав Стефана и прочитав обе молнии, он нахмурился и послал за военным советником.

– Это серьезно, Стефан?

«Увидите», – едва не сказал он.

– В рапорте сказано о народном возмущении. Я боюсь, что это возмущение может… распространиться. Я не знаю, как это скажется на наших отношениях с Драгокраиной, «беженцев» пострадало не так много. – Стефан сглотнул.

Бей своих, чтоб чужие боялись, – не всегда проигрышная тактика…

– А что же Бяла Гура?

– В Бялой Гуре, возможно, будут бунты. Но не думаю, чтоб ваши войска были не в состоянии с ними справиться.

– Прекрасно, – вздохнул Лотарь. – Теперь мы все в ваших глазах – убийцы…

– Простите, ваше величество. Я непростительно забылся.

Цесарь выглядел взъерошенным и напряженным, сидел в кресле чересчур прямо. Глаза из-под набрякших век смотрели зло, похоже, его величество опять угощался рябиновкой.

– Что же за проклятая пора… Вы опасаетесь, что белогорцы поднимутся?

– Я полагаю, что… настроения могут обостриться. О случившемся пойдут разговоры. Сегодня убитых двадцать, завтра их станет сорок, а послезавтра – тысяча. Хортицем у нас пугают детей. К тому же прискорбно – в такой момент показывать нашу слабость… пусть и союзнику. Это будет тем более приятно господарю, что дражанцы всегда имели вид на Пинску Планину.

– Перестаньте, – с неожиданной злостью сказал цесарь. – Это старая история. Вы слишком много внимания уделяете прошлому; мне же нужен человек, который мыслит настоящим.

Доложили о генерале, и Голубчик вошел уверенным шагом: громкий, звонкий, разряженный. Под недобрым взглядом цесаря он смешался, но четко отрапортовать о Планине ему это не помешало.

– И что же вы предприняли? – сухо спросил Лотарь.

Сесть им цесарь не предложил, и в том, как они вдвоем стояли перед ним, уже было что-то повинное.

– Я позволил себе, ваше величество, – начал генерал, слегка красуясь, – послать в Бялу Гуру приказ сменить полковника Хортица постольку, поскольку принятые им меры оказались… непопулярными.

– Вы сделали это по просьбе князя Белты?