Твоя капля крови

Он хотел увести анджеевца подальше от парка. Там целыми днями пропадал наследник, строя шалаши и прячась от фрейлин и мамок, которые выкликали его среди деревьев и бегали за ним по траве.

В карете оба молчали. Стефан велел остановить недалеко от берега – там, где местная знать собиралась на променад.

– Что, – сказал он Стацинскому, выбравшись на воздух, – вы даже не станете рубить мне голову? Или место слишком людное?

– Это важно, князь. – Анджеевец заозирался. На него тоже оборачивались: шарф выделял его из обычной гудящей толпы, лучше прочего определяя в нем иностранца. – Можно ли тут побеседовать без чужих ушей? Я думал, может, пойти в гостиницу…

– В вашей гостинице, пан Стацинский, останавливаются люди из-за Стены. А это значит, что и сама она, и трактир под надежным куполом. Как и мой дом, к сожалению.

– Цесарь следит и за друзьями? – хмыкнул мальчишка

– Цесарь следит за всеми. Добро пожаловать в Остланд, пан Стацинский. Пойдемте-ка мы с вами к морю.

Ветра не было, море в сумерках походило на застывшую белесую грязь. Они намеренно не стали слишком отдаляться от гуляющих, коих на набережную высыпало много.

– В следующий раз, пан Стацинский, оставьте саблю в гостинице.

– Но как же…

– Или смените эйреанку на что-то более приличное. Здешние студенты не носят оружия, вы рискуете не понравиться городской страже.

Удивительно: Стефан не чувствовал ни страха, ни неприязни, ни, наконец, уколов совести. Мальчишка своим появлением пробудил воспоминания о поездке домой, о «Совете за чаем», смородиновых пирогах, об отце и Мареке. Даже дуэль у старой церкви представлялась теперь детской игрой. Вспоминалась не боль, не серебряное лезвие, а сочувственный взгляд Юлии, когда он вернулся.

– Что дома? – спросил он, когда они спустились к самой воде. Анджеевец, приставив руку ко лбу и приоткрыв рот, разглядывал море и город вдоль берега. Если и есть в толпе шпики, подумают, что провинциал восхищается столицей.

– Ваших я с тех пор не видел, – заговорил юноша.

Стефан силился вспомнить его имя. Что-то хорошее: Дрогош, Милош… а! Феликс. Счастливчик.

– Но я говорил с генералом Вуйновичем – сказал счастливчик. Ветер раздул его волосы, и Стефан увидел шрам над виском. Стало совестно. – Уж не знаю как, но он сумел собрать под началом всех лесных атаманов. Кстати, генерал велел мне извиниться перед вами.

– Это подождет, – сказал Стефан. – Еще?

– Я мало знаю, князь. После ранения я гостил у графа Лагошского. Он… он после Планины словно умом порешился, собирался уже созвать людей и двигаться на столицу. Его удерживали всем домом.

Стефан прикидывал: если, едва опомнившись, Стацинский отправился к графу, то, верно, приют Анджея находится где-то в Пинской Планине. Отчего нет – главная вампирья опасность идет как раз из Драгокраины. Должно быть, граф еще и помогает Ордену…

– Остальные все… готовы. Только ждут слова из Флории и от вашего отца. Рассказывали, Стоцким ураган прямо к воротам ветку боярышника принес. Это князь Станислас вицы рассылает…

Вот бы Станисласу это восстание и возглавить.

– А вы хорошо выглядите, – заявил анджеевец. – Начали пить кровь?

Стефан едва не пустился в объяснения – мол, такое и обычные люди пьют для поддержания здоровья, – но смолчал. К чему оправдываться перед мальчишкой? Вдобавок Стацинский скажет, что от бычьей крови не так далеко до человечьей… и будет прав.

– Вы хотели сообщить мне что-то важное?

– Верно. – Анджеевец поддернул воротник, будто ему было зябко, и Стефан понял: вся эта дерзость и бравада лишь прикрытие для страха, как и этот шарф, которым он замотал шею. – Кто-то хочет вас убить, князь. То есть, я имею в виду – кто-то, кроме меня.

Глава 13

В «поминальные дни» приемы и веселье во дворце не прекращались – Лотарь никогда не давал на этот счет распоряжений, он вообще не упоминал о матери вслух, – но становились куда тише и камернее. Главным образом потому, что цесарь в них не участвовал. Он закрывался в своих покоях, и тревожить его осмеливались только по крайней надобности. Вечера проводились на «женской» половине дворца: их устраивала цесарина, всячески усмиряя веселье и отметая ненужную пышность. Будто мать, которая собирает расшалившихся детей в гостиной и придумывает спокойные игры, пока глава семейства мучается головной болью.

Под тихую музыку – Доната признавала только лютню и клавесин – играли в шарады. Чаще всего после легкого ужина цесарина отпускала мужчин курить. В «заморском» салоне, уставленном фигурками из диковинного дерева и камня, они дымили и сплетничали в свое удовольствие. Все в нем было привезено из Нелюдских земель: смотрели со стен каменные лики с тонкими и острыми чертами, и вино разливали из хрупких глиняных кувшинов с бегущими по горлышку рунами. В задымленной комнате с темно-коричневыми стенами и неяркими лампами гости чувствовали себя особо привольно – возможно, оттого, что Лотарь на таких вечерах не появлялся. Как в той остландской пословице: кот – за порог, мыши – на огонек… Каждый из присутствующих становился чуть разговорчивей, чуть откровенней, чем обычно.