Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— О сын мой, почему ты не сказал мне, что действительно любишь Анис аль-Джалис и что с твоей стороны это не мимолетный каприз, как все твои похождения? Если бы я знал, что ты готов воздать должное нашей Анис аль-Джалис, я не задумался бы принести тебе ее в дар.

И Али Нур отвечал:

— Конечно, о родитель мой, я готов исполнить свой долг относительно Анис аль-Джалис!

И визирь сказал ему:

— В таком случае, дорогое дитя мое, если ты желаешь, чтобы мое благословение никогда не покидало тебя, ты должен обещать мне, что никогда не вступишь в законный брак с другой женщиной, кроме Анис аль-Джалис, что ты никогда не будешь дурно обращаться с ней и никогда не избавишься от нее продажей.

И Али Нур отвечал:

— Клянусь тебе жизнью нашего пророка и священным Кораном не брать, пока будет жива Анис аль-Джалис, другой законной жены, никогда не подвергать ее дурному обращению и никогда не продавать ее!

После этого весь дом предался радости, и Али Нур мог свободно обладать Анис аль-Джалис, и он продолжал жить с ней в полном счастье еще целый год. Что касается султана Сулеймана эль-Зейни, то по воле Аллаха он совсем забыл о десяти тысячах динариев, данных им визирю Фадледдину на покупку прекрасной невольницы. И злой визирь Бен-Сауи не замедлил узнать всю правду, но он еще не решался донести обо всем султану, хорошо зная, что визирь, отец Али Нура, пользуется любовью и уважением султана и всего населения Басры.

Между тем визирь Фадледдин отправился однажды в хаммам и поторопился выйти раньше, чем просохла выступившая на нем испарина, и так как в это время на дворе сильно переменилась погода, то он схватил серьезную простуду и принужден был лечь в постель. И состояние его все ухудшалось, и он не смыкал глаз ни днем ни ночью и дошел до такого истощения, что превратился в тень прежнего человека.

Тогда он решил не откладывать больше исполнение последнего долга и призвал к себе своего сына Али Нура, который не замедлил явиться и с глазами полными слез стал между рук отца.

И визирь сказал ему:

— О дитя мое, всякое счастье имеет свои пределы, и всякое имение — свои межи, и всякий вексель — свой срок, и всякая чаша — свой горький напиток. И сегодня дошел до меня черед осушить чашу смерти.

И после этих слов он произнес следующие строки:

Тебя однажды может смерть забыть,Но уж вторично больше не забудет.И всяк из нас поспешными шагамиСтремится к бездне гибели своей.В глазах Творца нет ни долин, ни гор,

Сровнялися с землею все высоты,И нет людей, великих иль ничтожных.И ни цари, ни царства, ни пророкиЖить бесконечно не могли донынеИ всепобедно вызвать Смерть на бой.

Потом визирь сказал своему сыну:

— А теперь, сын мой, мне остается только дать тебе последнее наставление: подчинись воле Аллаха и не забывай, что всему на земле наступает конец. И более всего ты должен заботиться о нашей дочери Анис аль-Джалис, твоей жене!

И Али Нур отвечал ему:

— О мой добрый отец, вот ты и покидаешь нас! И есть ли кто-нибудь на земле, который заменил бы тебя?! Ты был известен всем своими благодеяниями, и в святой день пятницы святые проповедники произносили твое имя в наших мечетях, благословляя тебя и желая тебе долгой жизни!

И Фадледдин сказал еще:

— О дитя мое, молю Аллаха принять и не отталкивать меня! — Потом он произнес громким голосом: — Свидетельствую, что нет Бога, кроме Аллаха! И свидетельствую, что Мухаммед — пророк Его!

И после этого он испустил последний вздох и был причислен навеки к блаженному лику избранников. И весь дворец огласился криками и воплями; и весть дошла до самого султана, и весь город узнал о смерти визиря Фадледдина бен-Кхакана, и все население Басры, до самых маленьких детей в школах, оплакивало его. Со своей стороны Али Нур не пожалел ничего, несмотря на свое горе, и устроил похороны, вполне достойные его отца, визиря Фадледдина. И на похоронах шли все эмиры, и все визири, не исключая и злого визиря Бен-Сауи, который должен был нести гроб вместе с другими высокими сановниками, и знатными людьми всего царства, и всем населением Басры. И при выходе из дома покойного старший шейх, руководивший похоронами, произнес в память покойного следующие стихи: