Тысяча и одна ночь. В 12 томах

— Потому что покойный султан хотел силой принудить шейха прочитать ему эту рукопись, после того как отобрал ее у него.

И султан Мухаммед, услышав это, тотчас же послал начальников стражи осмотреть все тюрьмы в надежде найти шейха Гассана Абдаллаха еще в живых. И судьбе было угодно, чтобы шейх оказался жив. И начальники стражи по приказанию султана одели его в почетную одежду и привели его пред лицо господина своего. И султан Мухаммед увидел, что это был человек почтенной наружности, лицо которого носило печать глубоких страданий. И султан поднялся в его честь и попросил простить все несправедливые притеснения, которым подверг его халиф Тхейлун, отец его. Затем он усадил его подле себя и, вручая ему кожаный свиток, сказал ему:

— О почтенный шейх, я не хочу долее удерживать у себя эту вещь, которая не мне принадлежит, хотя бы мог благодаря ей овладеть всеми сокровищами земли.

Услышав эти слова султана, шейх Гассан Абдаллах пролил обильные слезы и, воздев руки к небу, воскликнул:

— Господи, Ты воистину источник всякой мудрости, ибо лишь по Твоему велению одна и та же почва производит и отравы ядовитые, и целебные растения! Целых сорок лет жизни моей пропали в темнице! И не кому иному, как сыну притеснителя моего обязан я счастьем умереть, увидев снова солнце! Господи, хвала и слава Тебе, чьи веления неисповедимы! — Затем он обратился к султану и сказал: — О господин и повелитель наш, то, в чем отказал я насилию, я охотно уступлю доброте! Свиток этот, за обладание которым я не раз рисковал жизнью, будет отныне твоей законной собственностью. В нем начало и конец всей учености, и это единственное сокровище, принесенное мною из города царя Шаддада бен-Ада-Ирама Многоколонного[15], таинственного города, куда не проникал ни один человек.

И халиф обнял старика и сказал ему:

— О отец мой, поспеши, молю тебя, рассказать мне все, что ты знаешь об этом свитке из кожи серны и о городе царя Шаддада бен-Ада — Ираме Многоколонном!

И шейх Гассан Абдаллах ответил:

— О царь, история этого свитка есть история всей моей жизни. И если бы она была записана иглой в уголке глаза, то послужила бы хорошим уроком тому, кто читал бы ее со вниманием.

И он стал рассказывать:

— Знай, о царь времен, что отец мой был одним из самых богатых и уважаемых купцов Каира. И я единственный его сын. И отец мой ничего не жалел для моего образования и приставил ко мне лучших учителей со всего Египта. И потому к двадцати годам я был уже известен среди законоведов моими глубокими познаниями и сведениями, почерпнутыми мною из книг древних. И отец мой и мать моя, желая порадоваться моей свадьбе, дали в супруги мне юную девственницу, с очами, полными звездного сияния, с гибким и стройным станом, подобную серне по изяществу и легкости. И свадьба моя была отпразднована с великолепием. И я проводил с супругой моей дни, полные радости, и счастливые ночи. И так прожил я целых десять лет, прекрасных, как первая брачная ночь. Но, о господин мой, кто может знать, что готовит ему судьба на завтра? Итак, по прошествии этих десяти лет, промелькнувших, как сон, полный покоя ночи, я стал жертвой судьбы, и все бедствия сразу обрушились на благополучие дома моего. Ибо на протяжении нескольких дней чума унесла отца моего, пламя пожрало дом мой, а волны поглотили мои корабли, которые торговали в дальних краях моими богатствами.

И, оставшись неимущим и нагим, как ребенок, только что вышедший из чрева матери, я мог надеяться лишь на милосердие Аллаха и сострадание правоверных. И я принялся ходить по дворам мечетей с нищей братией Аллаха и жил в обществе велеречивых монахов. И нередко случалось мне, в наиболее неудачные дни, возвращаться домой без куска хлеба и, проведя весь день без пищи, ложиться спать, ничего не поев. И я до крайности терзался нищетой своей и нищетой матери моей, супруги моей и детей моих.

Но вот однажды, когда Аллах не послал никакой милостыни нищему Своему, супруга моя сняла с себя последнюю одежду и со слезами отдала ее мне, говоря:

— Пойди, попытайся продать ее на рынке, чтобы купить кусок хлеба для детей наших.

И я взял одежду жены и вышел, чтобы пойти продать ее, на счастье детей наших.

На этом месте своего повествования Шахерезада увидела, что приближается утро, и скромно умолкла.

А когда наступила

СЕМЬСОТ ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Я взял одежду жены и вышел, чтобы пойти продать ее, на счастье детей наших. И в то время как подходил к рынку, я встретил бедуина, ехавшего верхом на рыжей верблюдице. И, увидев меня, бедуин внезапно остановил свою верблюдицу, заставил ее опуститься на колени и сказал мне:

— Привет тебе, о брат мой! Не можешь ли ты указать мне дом одного богатого купца, именуемого Гассан Абдаллах, сын аль-Ашара?

Но я, о господин мой, устыдился бедности своей, хотя бедность, так же как и богатство, посылает нам Аллах, и ответил, опустив голову:

— Привет и тебе, и да будет благословение Аллаха над тобой, о отец арабов! Но насколько я знаю, в Каире нет человека, именуемого так, как ты сказал.