— Ах, повелитель мой, прости раба твоего! Ибо он хотя и разделяет радость твою, но находит, что все сокровища мира не нужны ему, и он предпочел бы жить в бедности, но здоровым в Каире, чем быть богатым, но претерпевать мучения в Ираме Многоколонном.
И господин мой, услыхав это, посмотрел на меня с сожалением и сказал:
— О бедняга! Ведь я стараюсь столько же для твоего счастья, сколько для своего. И до сих пор я все время поступал так.
И я воскликнул:
— Это правда, клянусь Аллахом! Но увы, на мою долю пришлись все испытания, и судьба обрушилась лишь на меня.
И господин мой, не обращая более внимания на мои сетования и жалобы, сделал большой запас растения, похожего по вкусу на мякоть маслины, а затем он влез на свою верблюдицу. И мне волей-неволей пришлось сделать то же самое. И мы снова пустились в путь, направляясь на восток и огибая гору. И ехали мы еще три дня и три ночи. И на четвертый день утром мы увидели перед собой вдали как будто зеркало, отражающее солнечные лучи. И, приблизившись, мы увидели, что это поток ртути, преграждающий нам путь. И через него был перекинут хрустальный мостик без перил, такой узкий, крутой и скользкий, что человек, одаренный разумом, не стал бы пытаться перейти по нему.
Но господин мой бедуин, не колеблясь ни минуты, соскочил на землю и велел мне сделать то же и расседлать наших верблюдиц, чтобы они могли свободно щипать траву. Затем он вынул из сумки шерстяные бабуши, которые и надел на ноги, и дал мне такие же, приказывая мне сделать то же самое. И он велел мне следовать за ним, не глядя ни направо, ни налево, и твердыми шагами перешел по хрустальному мосту. И я, весь дрожа, принужден был следовать за ним. И Аллах на этот раз не судил мне смерти через утопление в ртути. И я сошел весь как был на другой берег.
После нескольких часов ходьбы в молчании мы пришли к проходу в Черную долину, окруженную со всех сторон черными утесами, где росли только черные деревья. И сквозь их черную листву я увидел ползущих по ним отвратительных больших черных змей, покрытых черной чешуей. И, охваченный ужасом, я повернулся, чтобы бежать из этого страшного места. Но я не мог различить, с какой стороны я вошел, ибо всюду вокруг меня поднимались черные утесы, словно стены глубокого колодца.
Видя это, я, плача, повалился на землю и закричал господину моему:
— О сын достойных людей, зачем привел ты меня к смерти путем страданий и несчастья?! Увы мне! Никогда не увижу я больше ни детей, ни их матери, ни матери своей! Ах, зачем оторвал ты меня от прежней моей жизни, бедной, но спокойной?! Я был, правда, лишь нищим у дверей Аллаха, но я посещал дворы мечетей и слушал красноречивые изречения наших монахов!
На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.
она сказала:
И я слушал красноречивые изречения наших монахов! И господин мой сказал мне без гнева:
— Будь мужчиной, Гассан Абдаллах, и не теряй мужества! Ибо ты не умрешь здесь и скоро вернешься в Каир уже не беднейшим из бедняков, но богатым, как богатейший из царей!
И, проговорив это, господин мой сел на землю, развернул кожаный свиток и принялся перелистывать его, смачивая свой палец, и читать по нему так спокойно, как если бы он находился среди своего гарема. Спустя час он поднял голову, подозвал меня и сказал:
— Ты ведь хочешь, о Гассан Абдаллах, чтобы мы вышли отсюда как можно скорее и чтобы мы достигли цели нашего путешествия?
И я воскликнул:
— Йа Аллах! Хочу ли я этого?! Ну разумеется! — И я прибавил: — Скажи мне только, ради бога, что должен я сделать для этого? Может быть, нужно, чтобы я прочитал подряд все главы Корана? Или же чтобы я перечислил все имена и качества Аллаха? Или же должен я дать обет ходить на богомолье в Мекку и в Медину целых десять лет подряд? Говори же, о господин мой, я готов на все!
Тогда господин мой, по-прежнему глядя на меня добрым взглядом, сказал мне:
— Нет, Гассан Абдаллах, нет. То, о чем я хочу просить тебя, гораздо легче, чем все это. Ты должен только взять вот этот лук и эту стрелу и идти по этой долине до тех пор, пока не встретишь большую змею с черными рогами. И так как ты весьма ловок, то, конечно, сразу убьешь ее, а потом принесешь мне ее голову и сердце. Вот и все, что ты должен сделать, если хочешь выйти из этих печальных мест.
И я при этих словах воскликнул:
— Ай! Ай! Так это считаешь ты таким легким делом? Почему же тогда, о господин мой, не сделать это тебе самому? Что касается меня, то я заявляю, что лучше умру на этом самом месте, но не сдвинусь больше за всю мою несчастную жизнь!
Но бедуин слегка тронул меня за плечо и сказал:
— Вспомни, о Гассан Абдаллах, о платье супруги твоей и о хлебе для твоей семьи!