Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И я при воспоминании об этом разразился слезами и признал в душе своей, что мне не следовало отказывать в чем-либо тому, кто спас мой дом и семью мою. И, весь дрожа, взял я лук и стрелу и направился к черным утесам, где кишели страшные гады. И мне недолго пришлось искать того, которого нужно было найти, и я узнал его по рогам, возвышавшимся над безобразной черной головой его. И, призывая самого Аллаха, я прицелился и пустил стрелу. И змея взвилась от боли и задергалась, извиваясь самым ужасающим образом, потом вытянулась и упала на землю без движения. И когда я убедился, что она совсем издохла, я отрезал ей ножом своим голову и, распоров ей живот, вынул у нее сердце. И я отнес то и другое господину моему бедуину.

И господин мой встретил меня приветливо, взял обе части змеиного тела и сказал мне:

— Теперь помоги мне устроить костер.

И я набрал сухой травы и мелких сучьев и принес их ему. И он сложил из них большую кучу. Затем вынул из-за пазухи алмаз и повернул его к солнцу, которое стояло в зените, так, чтобы от него упал яркий луч света, и от этого луча сразу загорелся наш костер из хвороста.

Когда же огонь запылал, бедуин вынул из-под платья небольшой железный горшок и сосуд, высеченный из цельного рубина, содержавший какую-то красную жидкость. И он сказал мне:

^{Взял я лук и стрелу и направился к черным утесам, где кишели страшные гады. И мне недолго пришлось искать того, которого нужно было найти, и я узнал его по рогам, возвышавшимся над безобразной черной головой.}

— Ты видишь этот сосуд из рубина, Гассан Абдаллах? Но ты не знаешь, что в нем содержится. — И он остановился на минуту и потом прибавил: — Это кровь феникса[17].

И, говоря это, он откупорил сосуд, вылил содержимое в железный горшок и положил туда же сердце и мозг рогатой змеи. И он поставил горшок на огонь и, развернув свиток, прочитал какие-то слова, недоступные моему пониманию. И он внезапно поднялся, обнажил свои плечи, как делают богомольцы в Мекке, перед тем как уйти, и, погрузив конец своего пояса в кровь феникса, смешанную с мозгом и сердцем змеи, приказал мне натереть ему этим спину и плечи. И я счел своим долгом немедленно исполнить его приказание. И по мере того как я растирал его, кожа на спине и плечах его стала вздуваться, лопнула, и из нее медленно выступили крылья, которые, все увеличиваясь у меня на глазах, скоро спустились до земли.

И бедуин сильно взмахнул ими, стоя на земле, и вдруг взвился в воздух. А я, предпочитая тысячу смертей тому, чтобы остаться одному в этом зловещем месте, призвал на помощь все свои силы и мужество и крепко уцепился за пояс господина моего, конец которого, по счастью, свисал, и я был унесен вместе с ним из этой Черной долины, из которой я уже не надеялся выбраться. И мы залетели в область облаков.

Я не могу сказать тебе, о повелитель мой, сколько времени длилось наше воздушное путешествие. Но знаю, что мы скоро оказались над необъятной равниной, которая заканчивалась вдали, на горизонте, стеной из голубого хрусталя. И земля на этой равнине была, казалось, из золотого песка, а камешки — драгоценными каменьями. И посреди этой равнины возвышался город, полный дворцов и садов.

И господин мой воскликнул:

— Вот Ирам Многоколонный!

И он перестал махать крыльями и, неподвижно раскинув их во всю ширину, стал тихо опускаться, и я тоже вместе с ним.

И мы стали на землю как раз у самых стен города царя Шаддада бен-Ада. И крылья господина моего стали понемногу уменьшаться и наконец совсем исчезли.

Стены же эти были выстроены из золотых кирпичей, чередовавшихся с кирпичами серебряными, и имели восемь ворот, подобных вратам рая! Первые были из рубина, вторые из изумруда, третьи из агата, четвертые из коралла, пятые из яшмы, шестые из серебра, и седьмые из золота.

И мы вошли в город через золотые ворота и стали продвигаться вперед, призывая имя Аллаха. И мы шли по улицам, окаймленным дворцами с алебастровыми колоннадами и садами, где весь воздух был молочный и ручейки — из душистой воды. И мы подошли к дворцу, который выделялся среди всех других и был построен с искусством и великолепием невообразимым, и террасы его поддерживались тысячей золотых колонн с перилами из разноцветного хрусталя и стенами, выложенными изумрудами и сапфирами. И в середине дворца красовался волшебный сад, почва которого, ароматная, как мускус, была орошаема тремя реками: чистого вина, розовой воды и меда. И посреди сада возвышалась беседка, свод которой, высеченный из цельного изумруда, скрывал трон из червонного золота, украшенный рубинами и жемчугом.

И на троне стояла маленькая золотая шкатулка — та шкатулка, о царь времен, которая находится теперь в твоих руках.

И господин мой бедуин взял шкатулку и открыл ее. И, увидев в ней какой-то красный порошок, воскликнул: