Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И действительно, однажды я сидел перед своей лавкой и разговаривал о том о сем с моими друзьями, как вдруг увидел, что прямо ко мне приближается, улыбаясь и покачиваясь, молодая девушка с глазами вавилонянки, и она бросила на меня один взгляд, только один взгляд — и ничего более. И я, словно пронзенный острой стрелой, затрепетал душой и телом и почувствовал все свое существо в волнении, точно ко мне приближалось мое счастье. И молодая девушка через мгновение повернулась в мою сторону и сказала мне:

— Не здесь ли лавка, принадлежащая господину Абул Гассану Али ибн Ахмаду аль-Хорасани?

И она произнесла это, о господин мой, голосом, напоминающим журчание струи фонтана; и она стояла передо мной, стройная и гибкая в своей грации; и ее ротик отроковицы под кисейным покрывалом был точно пурпурный цветочный венчик, открывающий два влажных ряда градинок.

И я отвечал, поднимаясь в ее честь:

— Да, о госпожа моя, это лавка раба твоего.

И все мои друзья тоже поднялись и из скромности удалились.

Тогда девушка вошла в лавку, о эмир правоверных, приковав мой разум к своей красоте. И она уселась, точно царица, на диван и спросила меня:

— Где же он?

И я отвечал невпопад, настолько мой язык путался от волнения:

— Это я сам, йа ситти!

И она улыбнулась и сказала мне:

— Прикажи тогда своему приказчику, чтобы он отсчитал мне триста золотых динаров.

И я в ту же минуту повернулся к старшему приказчику, стоявшему за прилавком, и сделал распоряжение отвесить триста динаров и поднести их этой необыкновенной посетительнице. И она взяла мешок с золотом, который был подан ей моим приказчиком и, поднявшись, вышла, не произнеся ни слова благодарности и не сделав ни одного прощального жеста. И поистине, о эмир правоверных, мой разум не мог не последовать вслед за ней по стопам ее.

И вот когда она скрылась, мой приказчик почтительно сказал мне:

— О господин мой, на чье же имя должен я записать выданную сумму?

И я отвечал:

— Ах, если бы я знал о такой! И кроме того, как могут люди писать в своих торговых книгах имена гурий?! Если хочешь, напиши: «Выдана сумма в триста динаров сокрушительнице сердец».

Когда мой старший приказчик услышал эти слова, он сказал себе: «Ради Аллаха! Мой господин, обыкновенно столь осторожный, поступает так непоследовательно единственно с целью испытать мою находчивость и сообразительность. Поэтому я должен догнать незнакомку и спросить ее имя».

И, не посоветовавшись со мною, он, полный усердия, выскочил из лавки и побежал за молодой девушкой, которая скрылась из глаз. И по прошествии некоторого времени он вернулся в лавку; и он держал руку на левом глазу, и лицо его было орошено слезами. И с опущенной головой он пошел к своему обычному месту, вытирая слезы, бегущие из глаз.

И я спросил его:

— Что с тобою?

И он отвечал мне:

— Да удалится нечистый, о господин мой! Я думал сделать лучше, последовав за молодой особой, которая была здесь, и спросив у нее ее имя. Но как только она заметила, что за нею следуют, она неожиданно повернулась ко мне и нанесла мне в левый глаз удар кулаком и едва не разбила мне голову. И вот теперь у меня подбит глаз рукой, которая тяжелее молота. Вот и все. Хвала Аллаху, о господин мой, скрывшему столько силы в руке газели и придавшему столько проворства движениям ее!

И в течение всего этого дня мой ум был связан воспоминанием о ее убийственных глазах, и душа одновременно была истерзана и освежена появлением похитительницы моего разума.

И вот на следующее утро, в тот час, как я сходил с ума от любви, я увидел перед моей лавкой очаровательницу, которая, улыбаясь, смотрела на меня. И при виде ее у меня от радости чуть было не испарился и тот небольшой остаток разума, которым я еще обладал. И лишь только я открыл рот, чтобы приветствовать благодушный ее приход, она сказала мне:

— Не правда ли, йа Абул Гассан, что, думая обо мне, ты должен говорить в уме своем: «Какой подлой должна быть та, которая взяла то, что взяла, с тем только, чтобы удрать!»

Но я отвечал:

— Имя Аллаха над тобой и вокруг тебя, о владычица моя! Ты взяла только то, что принадлежит тебе, так как здесь все твоя собственность — и содержащее, и содержимое. Что же касается раба твоего, то со времени твоего появления его душа больше не принадлежит ему и может считаться одним из не имеющих цены предметов этой лавки.

И молодая девушка, услышав это, откинула с лица вуаль свою и наклонилась, точно роза на стебле лилии, и, смеясь, уселась, звеня браслетами и шурша шелковыми нарядами. И вместе с нею в лавку проникло бальзамическое благоухание всех садов земли.

Потом она сказала мне:

— Если это так, йа Абул Гассан, то отсчитай мне пятьсот динаров!

И я отвечал:

— Слушаю и повинуюсь!

И, приказав отвесить пятьсот динаров, я передал их ей. И она взяла их и вышла. И это все. И я, как и накануне, продолжал чувствовать себя пленником ее очарования и узником ее красоты. И, не зная, какое колдовство лишило меня разума и мыслей, я не мог решиться остановиться на чем-нибудь или сделать какое-нибудь усилие, чтобы извлечь себя из того состояния отупения, в которое я погрузился.