Однако была одна деталь, которая заставила меня предположить, что она, должно быть, прежде чем открыть нам, занималась некоторыми довольно приятными упражнениями, ведь я заметил, что ее незастегнутая рубашка выскочила из ее шальвар, шнурки которых были развязаны. И красота этой молодой девушки, и в особенности ее дивные бедра, навела меня на глубокие размышления; и я невольно вспомнил слова поэта:
Увидев меня, молодая девушка прикинулась чрезвычайно изумленной, и, повернув ко мне свое кроткое лицо с большими глазами, она спросила нежным голосом, который показался мне восхитительнее всего, что я слышал во всей моей жизни:
— О мать моя, так это он будет читать нам письмо?
И когда старуха ответила: «Да!» — молодая девушка протянула руку, чтобы передать мне письмо, которое она взяла из рук матери. Но в ту минуту, как я наклонился к ней, чтобы взять из ее рук это письмо, я неожиданно почувствовал толчок в спину, которым старуха втолкнула меня в прихожую, между тем как сама она быстрее молнии вошла вслед за мною, захлопнув за собой дверь. И вот я очутился пленником среди этих двух женщин, не зная даже, что они собираются сделать со мною. Но я недолго оставался в неведении. Действительно, не успел я…
В эту минуту Шахерезада заметила приближение утра и скромно умолкла.
А когда наступила
она сказала:
Действительно, не успел я дойти до середины коридора, как молодая девушка искусным толчком повалила меня на землю и, растянувшись на мне во весь свой рост, стала с неистовством душить меня в своих объятиях. И мне казалось, что настал последний час мой. Но это было совсем не то! После разных странных движений молодая девушка приподнялась, села на мой живот и рукой стала растирать меня с такой яростью и так долго, что я дошел до потери сознания и закрыл глаза как идиот. Тогда молодая девушка встала и помогла встать и мне; потом она взяла меня за руку и в сопровождении матери ввела меня, минуя семь коридоров и семь галерей, в свои покои. И я шел за нею как опьяненный, а опьянел я от действия ее пальцев, необыкновенно искусных в массаже. И вот она остановилась, приказала мне сесть и сказала:
— Открой глаза!
И я открыл глаза и увидел себя в обширной зале, освещенной четырьмя большими просветами со множеством стекол; и была она таких невероятных размеров, что могла служить скаковым полем для всевозможных упражнений всадников; и вся она была вымощена мрамором, и стены были покрыты накладными фигурами самых ярких цветов и тончайшей работы. И была она уставлена мебелью приятной формы, обитой парчой и бархатом, как и диваны и подушки. И в глубине этой залы был обширный альков, в котором виднелась большая кровать из золота с инкрустациями из жемчуга и драгоценных камней, вполне достойная служить ложем царя, подобного тебе, о принц Диадем!
И молодая девушка, к моему великому изумлению, назвала меня по имени и сказала мне:
— О Азиз, скажи, что ты предпочитаешь: жизнь или смерть?
Я сказал ей:
— Жизнь!
Она продолжала:
— В таком случае ты должен сделаться моим мужем!
Но я воскликнул:
— Нет, клянусь Аллахом! Уж лучше смерть, чем брак с такой развратницей!
Она сказала:
— О Азиз, послушайся меня! Женись на мне, и ты избавишься от дочери Далилы Пройдохи!
Я сказал:
— Кто же это дочь Далилы Пройдохи? Я никогда не слыхал о ней.
Тогда она засмеялась и сказала мне:
— Как, Азиз?! Ты не знаешь дочери Далилы Пройдохи? Но ведь она твоя любовница, и вот уже год и четыре месяца, как ты живешь с нею! Бедный Азиз, берегись, о, берегись козней этой проклятой — да сразит ее Аллах! Поистине, нет на земле более развращенной души! Сколько жертв погибло от ее руки! Сколько преступлений совершено ею над ее любовниками! И я крайне изумляюсь тому, что вижу тебя еще целым и невредимым!
При этих словах молодой девушки я дошел до пределов удивления, и я сказал ей:
— О госпожа моя, не можешь ли ты объяснить мне, как ты узнала эту особу и все эти подробности, совершенно неизвестные мне?
Она же отвечала:
— Я знаю ее так же хорошо, как знает рок свои собственные решения и бедствия, скрывающиеся в нем! Но прежде чем объяснить тебе все это, я желаю узнать из твоих уст историю твоих приключений с нею. Ибо, повторяю, я крайне удивляюсь тому, что ты мог выйти живым из ее рук.
Тогда я рассказал молодой девушке все, что было между мною и моей возлюбленной в саду ее дома, и все, что было с Азизой, дочерью моего дяди; и, услышав имя Азизы, она предалась искренней скорби и залилась горючими слезами; и в знак безнадежной скорби она несколько раз поднимала руки, ударяя одну о другую; и наконец она сказала мне: