Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Безумец, ты, что спишь, когда несчастьеУже парит над головой твоеюВ том воздухе, которым дышишь ты,Не знаешь разве, что бывают рекиС течением запретным, что бываютПустыни заповедные, которыхНога людей не смеет попирать?Ужель ты хочешь дальних звезд коснуться,Когда все люди вместе не сумеютДостать рукой ближайшую звезду?Итак, ужель еще ты смеешь грезитьСтан гурии ласкать в своих объятьях?

О, как себя обманываешь ты!А если нет, то мрачный ворон смертиТебе конец накаркает зловещий,И с шумом крыльев сумрачных как ночьКружить он будет над сырой могилой,Куда опустят твой холодный прах!

Потом, сложив и запечатав письмо, она отдала его старухе, которая на следующее же утро поспешила отнести его Диадему.

Читая эти жестокие слова, Диадем понял, что никогда уже надежда не оживит его сердце, и, обращаясь к Азизу, сказал:

— Брат мой Азиз, скажи, что делать мне теперь? У меня уже нет более вдохновения для решающего ответа ей!

Азиз сказал:

— Я попробую написать вместо тебя и от твоего имени! Диадем сказал:

— Да, напиши ей, Азиз, и воспользуйся всем своим искусством! Тогда Азиз взял бумагу и начертал следующие стихи:

Господь, во имя праведных

Даруй мне помощь в горести безмерной,Очисти сердце от золы забот!Ты знаешь тайну пламени того,Которое мне внутренность сжигает,И как меня, не зная состраданья,Жестокая красавица терзает.И я качаю грустно головойИ думаю о глубине несчастья,В которое повергнут безнадежно.Мое терпенье и моя вся бодростьДавно иссякли в ожиданье тщетномЕе любви! Безжалостная дева,

О ты, с кудрями черными как ночь,Ужель тебе не страшен Рок суровыйИ прихоти изменчивой судьбы,Что ты находишь столько наслажденьяВ терзании несчастного раба?!Пойми, ведь ради красоты твоейПокинул он отца, свой дом и землюИ дев любимых жгучие глаза!

Потом Азиз подал Диадему бумагу, на которой начертал свое стихотворение. И, прочитав его вслух, чтобы оценить его благозвучность, Диадем объявил, что доволен его общим тоном, и сказал Азизу:

— Это превосходно!

И отдал письмо старой кормилице, которая тотчас же поспешила передать его Сетт Донии.

Когда принцесса прочитала послание, она закипела гневом и закричала старухе:

— Проклятая кормилица, зловещая Дуду, ты одна виновница всех унижений, которые мне приходится переносить! Ах ты, приносящая несчастье старуха, ступай долой с глаз моих! Убирайся, или я прикажу изорвать в клочья твое тело под ремнями невольников! И я сама переломаю тебе кости моими пятками!

Тогда старая кормилица поспешила уйти, так как Дония действительно собиралась позвать невольников; и пошла она рассказать о своей неудаче обоим друзьям и отдать себя под их покровительство.

При этом известии Диадем очень расстроился и сказал старухе, ласково касаясь ее подбородка:

— Клянусь Аллахом! О мать наша, мое огорчение удваивается при мысли, что тебе приходится переносить последствия моей ошибки!

Но она ответила:

— Не беспокойся, сын мой, я еще не потеряла надежды, так как никто никогда не услышит, что я хоть раз в жизни не сумела соединить влюбленных. А трудности только побуждают меня пустить в ход всю мою изобретательность, чтобы ты достиг своей цели.

Тогда Диадем спросил:

— Но скажи же, наконец, о мать наша, по какой причине возненавидела всех мужчин принцесса Дония?

А старуха ответила:

— Это по причине сна, который ей привиделся.

Он же воскликнул:

— Только по причине сна, не более?

Она же сказала:

— Ну да, только от этого. И вот каков был ее сон.

Однажды ночью принцесса Дония увидела во сне птицелова, расставлявшего силки на лесной поляне. Рассыпав хлебные зерна вокруг, он отошел и притаился, поджидая добычу.