Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И узнала я, о царь благословенный, что молодая Нозхату, между тем как Шаркан и четверо кади и купец слушали ее за занавесом, так продолжала свой рассказ:

— На мне же, халифе, лежит долг не давать этому потоку ни уклониться от своего пути, ни затеряться в пустыне.

Тогда тетка его Фатима сказала ему:

— О эмир правоверных, я поняла твои слова, и мои стали излишними.

И пошла она к Омейядам, которые дожидались ее, и сказала им:

— О потомки Муавии I[54], вы не ведаете, как богаты вы тем, что имеете халифом Умара ибн Абд аль-Азиза.

И тот же халиф Умар ибн Абд аль-Азиз, чувствуя приближение смерти, собрал вокруг себя всех детей своих и сказал им:

— Благоухание бедности приятно Господу!

Тогда один из присутствующих, Маслама ибн Абд аль-Малик, сказал ему:

— О эмир правоверных, как можешь ты оставлять детей своих в бедности, когда ты их отец и пастырь народа и мог бы сделать их богатыми, черпая из казны? Разве это не лучше, чем оставлять все эти богатства твоему преемнику?

Тогда умирающий на своем ложе халиф сильно вознегодовал, изумился и сказал:

— О Маслама, как мог бы я дать им пример такой бесчестности в последние минуты моей жизни, между тем как во всю мою жизнь я вел их по прямому пути? О Маслама, мне пришлось присутствовать на погребении одного из моих предшественников, одного из сыновей Марвана, и глаза мои видели нечто и поняли. И тогда я поклялся себе не поступать так, как он поступал при своей жизни, если когда-нибудь мне придется быть халифом.

А этот самый Маслама ибн Абд аль-Малик передает нам вот что.

— Однажды, говорит он, когда я уснул, вернувшись с похорон одного шейха, аскета, мне привиделся сон; я увидел во сне этого уважаемого шейха в одеянии белее жасмина; он гулял в пленительном месте, орошаемом проточною водою и освежаемом ветерком, напоенным благоуханием лимонного цвета. И сказал он мне: «О Маслама, чего бы я ни сделал в жизни для такого конца!»

И узнала я, что в царствование Умара ибн Абд аль-Азиза один человек, ремесло которого состояло в доении овец, отправившись повидаться с другом своим, пастухом, увидел среди стада двух волков, которых принял за собак, и испугался их дикого вида и сказал пастуху:

— На что тебе эти ужасные собаки?

А пастух ответил:

— Это не собаки, а прирученные волки. И они не приносят вреда стаду, потому что я голова и управляю ими. А когда голова здорова, то здорово и тело.

А однажды халиф Умар ибн Абд аль-Азиз с высоты кафедры, построенной из высохшей грязи, сказал своему собравшемуся народу проповедь, заключавшую в себе только три слова. И закончил он ее так:

— Абд аль-Малик умер, умерли и его предшественники. И я, Умар, умру, так же как и они.

Тогда Маслама сказал ему:

— О эмир правоверных, эта кафедра недостойна халифа, и она не окружена даже цепью. Позволь нам, по крайней мере, окружить ее цепью!

Но халиф спокойно ответил:

— О Маслама, неужели тебе хотелось бы, чтобы в Судный день Умар явился с обрывком этой цепи на шее?

Но тут Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И узнала я, о царь благословенный, что после этого молодая Нозхату продолжала:

— Тот же халиф сказал однажды: «Я не желаю, чтобы Аллах избавил меня от смерти, потому что это последнее благодеяние, даруемое правоверному!»

А Абу Суфьян пошел однажды к халифу Хишаму, находившемуся в своей палатке и окруженному слугами и секретарями; и когда он предстал перед ним, то сказал:

— Да осыплет тебя Аллах Своими милостями, о эмир правоверных, и пусть к твоему блаженству не будет примешана ни одна капля горечи! И вот я имею сказать тебе слова не новые, но одаренные ценностью слов старинных!

И халиф Хишам ответил ему:

— Скажи то, что имеешь сказать, о Абу Суфьян!

И он сказал:

— О эмир правоверных, жил царь из царей, предшественников твоих, в году из годов, протекших на земле, и царь этот сказал сидевшим вокруг него:

— О вы все, скажите, есть ли между вами кто-нибудь, знавший царя, равного мне по благополучию и щедрости?

Среди же присутствующих находился человек, освященный паломничеством и одаренный истинною мудростью, и сказал он:

— О царь, ты задал нам вопрос значительной важности, и я осмеливаюсь просить у тебя позволения ответить на него.

Царь сказал:

— Говори!

Человек же тот сказал:

— Слава твоя и благополучие вечны или преходящи, как и все прочее?

Царь ответил:

— Преходящи.

Человек же ему:

— Как же можешь ты задавать такой важный вопрос о предмете, столь преходящем и за который ты когда-нибудь должен будешь держать ответ?

Царь отвечал:

— Ты сказал истину, о достойнейший! Что же должен я теперь делать?

Человек же сказал:

— Ты должен очистить себя.

Тогда царь снял с себя корону и надел платье пилигрима и пошел в священный город.

— А ты, халиф Аллаха, — продолжал Абу Суфьян, — что думаешь делать?

И халиф Хишам был несказанно взволнован и плакал много и долго, так что вся борода у него была мокра. И он вернулся к себе во дворец и заперся там для размышления.

В эту минуту из-за занавеса раздались восклицания кади и купца:

— Йа Аллах! Как это восхитительно!