Тысяча и одна ночь. В 12 томах

И оставался я на охоте в течение месяца, в конце которого вернулся во дворец свой и узнал, что брат твой Даул Макан и сестра твоя Нозхату уехали в Хиджаз с пилигримами священной Мекки. Они воспользовались таким образом моим отсутствием; я же не хотел позволить Даул Макану предпринимать этого паломничества в нынешнем году по причине его слишком юного возраста, но обещал отправиться с ним в будущем году. А он не захотел ждать и убежал с сестрою своею, взяв с собою так мало, что едва могло хватить на дорожные расходы. И теперь у меня нет никаких известий о детях моих, так как пилигримы вернулись без них, и никто не мог сказать мне, что с ними сталось. И вот теперь я облекся по ним в траур, и обливаюсь слезами, и утопаю в печали. Не замедли, о сын мой, известить меня о себе. Шлю пожелания мира тебе и всем, кто с тобою».

Несколько месяцев спустя после получения этого письма Шаркан решился рассказать своей супруге о несчастье, постигшем его отца; раньше же он не хотел тревожить ее, потому что она была беременна. Теперь же, когда она благополучно родила дочку, Шаркан вошел к ней и прежде всего поцеловал девочку. А жена сказала ему:

— Девочке исполнилось семь дней, значит, по обычаю, так как сегодня седьмой день, ты должен дать ей имя.

Тогда Шаркан взял дочку на руки, и в то время, как он смотрел на нее, он увидел у нее на шее, на золотой цепочке, один из драгоценных камней Абризы, несчастной кайсарийской царицы.

Увидев это, Шаркан так заволновался, что закричал:

— Откуда у тебя этот камень, невольница?

При слове «невольница» Нозхату, задыхаясь от гнева, вскричала:

— Я госпожа твоя и госпожа всех тех, кто живет в этом дворце! Как смеешь ты звать меня невольницей, когда я твоя царица!

Ах, тайна не может долее сохраняться! Да, я твоя царица и дочь царя! Я Нозхату Заман, дочь царя Омара аль-Немана!

Когда Шаркан услышал эти слова…

Тут Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

И когда Шаркан услышал такие слова, он задрожал всем телом и опустил голову, остолбенев от ужаса; потом он стал бледнеть и упал без чувств. А когда он пришел в себя, то все-таки еще не мог поверить, что все это так, и спросил Нозхату:

— О повелительница моя, действительно ли ты дочь царя Омара аль-Немана?

Она отвечала:

— Да, я его дочь.

И он сказал ей:

— Тот драгоценный камень на шее девочки уже доказывает, что это правда, но дай мне еще и другие доказательства.

Тогда Нозхату рассказала ему свою историю, но нет необходимости повторять ее.

Тогда Шаркан убедился, что все это правда, и сказал себе: «Что я сделал и как мог я жениться на моей собственной сестре?! Мне остается только, чтобы поправить дело, найти ей другого мужа, а потому я выдам ее замуж за одного из моих приближенных, а если узнают об этом, то распущу слух, что я развелся с нею ранее, чем спал с нею».

Потом Шаркан обратился к сестре и сказал ей:

— О Нозхату, знай, что ты моя сестра, потому что я Шаркан, сын Омара аль-Немана, но ты никогда не слышала обо мне во дворце нашего отца! Да простит нас Аллах!

Когда Нозхату услышала эти слова, она испустила громкий крик и лишилась чувств. Потом, когда она пришла в себя, она начала бить себя по лицу, стенать и плакать; и она сказала:

— Мы совершили страшную ошибку! Как же быть теперь? И что отвечу я отцу и матери, когда они спросят: «Откуда у тебя эта девочка?»

И Шаркан сказал:

— Я придумал, что лучше всего выдать тебя замуж за моего старшего придворного, так как в этом случае ты можешь воспитывать нашу девочку в его доме, как будто это его собственная дочь, и никто ничего не узнает. Поверь, Нозхату, что это лучший способ поправить дело. Я призову этого придворного сейчас же, прежде чем разгласится наша тайна.

Потом Шаркан принялся утешать сестру и нежно целовать ее в голову. И тогда она сказала ему:

— Я согласна, Шаркан, но какое имя выберешь ты для нашей дочери, потому что уже время.

И Шаркан ответил:

— Я назову ее Кудая Фаркан[56].

И поспешил Шаркан призвать своего старшего придворного и немедленно выдал за него замуж Нозхату, отослал ее и девочку к нему и щедро одарил его. И старший придворный увел Нозхату и ее дочь к себе в дом и окружил ее почетом и щедростью, а девочку поручил кормилицам и служанкам.

Вот все, что случилось с Нозхату.

А Даул Макан и истопник хаммама собирались между тем ехать в Багдад с дамасским караваном.