Тысяча и одна ночь. В 12 томах

В стихах изящных, с рифмой сладкогласнойДовольно пел я про тоску разлуки,Про торжество жестокое ее,Про отдаленье, что меня терзало.Теперь хочу я лишь про радость петь,Лишь обо всем цветущем и прекрасномВ моих стихах, чеканенных искусно,Украшенных отделкой золотой.Я о садах цветущих буду петьИ о газелях с черными глазами…Она была мне садом наслаждений:

Ее ланиты — розы и нарциссы,Ее же перси[57] — сочные гранаты,Ее все тело — мед, роса полей!Но с этих пор я более не стануСебя томить воспоминаньем нежнымИ буду жизнь в довольстве проводитьСредь нежных дев, как ветви ивы, гибких,Среди красавиц, девственных, как жемчуг,Что не пронизан острою иглой.Под звуки лютен нежных и гитар,Приняв вином наполненную чашу,Я буду пить средь ландышей и роз.

И буду я вдыхать благоуханьяРоскошных тел, и с пышных алых устЯ буду пить душистое дыханье.На нежных веках будут отдыхатьМои глаза. И все мы сядем рядомВокруг певучих, сладкозвучных водВ моих садах роскошных и тенистых!

Когда Даул Макан закончил это дивное стихотворение, Нозхату, с восторгом слушавшая его, не могла более сдержать себя и лихорадочным движением руки приподняла дверную занавеску палатки, выглянула за нее и увидела певца при свете луны. И громко вскрикнула она, так как узнала брата. И бросилась она из палатки с протянутыми руками, восклицая:

— О брат мой! О Даул Макан!

Тогда Даул Макан взглянул на молодую женщину и также узнал в ней сестру свою Нозхату. И бросились они в объятия друг к другу, а потом оба лишились чувств.

Когда евнух увидел это, он пришел в величайшее удивление и совершенно опешил, однако он поспешил взять в палатке большое одеяло и покрыл их в знак почтения и чтобы скрыть их от глаз случайных прохожих. И, задумавшись, ждал он, чтобы они пришли в себя.

Скоро Нозхату действительно очнулась, а за нею Даул Макан. И с этой минуты Нозхату забыла все свои прошлые горести и была на вершине счастья и произнесла такие строки:

Ты поклялся, о Рок, что никогдаКонца не будет всем моим страданьям!И вот теперь заставила тебя яНарушить клятву! Счастие моеТеперь безмерно и мой друг со мною!И сам, о Рок, ты будешь нам рабомИ, приподняв своей одежды полы,Беспрекословно станешь нам служить!

Услышав это, Даул Макан прижал сестру к груди своей, и слезы радости залили глаза его, и он ответил ей такими стихами:

Меня внезапно счастье охватило,И так всесильно, что невольно слезы

Из глаз струятся. О мои глаза!Давно к слезам привыкли вы горячим:Вчера от горя плакали вы грустно —Теперь от счастья плакать вы должны!

Потом Нозхату пригласила брата взойти с нею в палатку и сказала ему:

— О брат мой, расскажи мне теперь все, что случилось с тобой, чтобы и я рассказала тебе затем мою историю.

Но Даул Макан сказал ей:

— Нет, прежде рассказывай о себе ты.

Тогда Нозхату передала брату обо всем случившемся с нею, не пропуская никакой подробности. Но нет надобности повторять то, что она сказала. Потом она прибавила:

— Что касается мужа моего, старшего придворного, то я сейчас познакомлю тебя с ним, и он хорошо примет тебя, потому что это очень достойный человек. Но прежде всего расскажи мне поскорее обо всем, что случилось с тобою с того дня, когда я оставила тебя больного в хане, в святом городе.

Тогда Даул Макан исполнил ее просьбу и закончил рассказ свой так: