Тысяча и одна ночь. В 12 томах

Явился мне в одежде черной он,Как ночь сама, и на меня не бросилНи одного он взгляда! Я сказал:«Ужели ты не видишь, как ликуютМои враги, завистники мои,С тех самых пор как ты меня покинул?Ах, слишком ясно вижу я теперь:Черны глаза, черна твоя одежда,И ночь кудрей, и вся моя судьба —Всё — чернота и черное на черном!»

Когда посланный халифа увидел юношу и услышал эти стихи, он простил в душе своей Абу Нуваса, тотчас же вернулся во дворец и рассказал халифу о приключении с поэтом и о том, как он сидит заложником в духане, так как не может уплатить суммы, обещанной юноше.

Халифа это и рассердило и позабавило; он дал евнуху сумму, необходимую для выкупа, и приказал немедленно вытащить стихотворца из духана и привести его волею или неволею.

Евнух поспешил исполнить приказ и скоро вернулся, поддерживая стихотворца, опьяневшего от вина. Халиф обратился к нему, притворяясь взбешенным; потом, видя, что Абу Нувас хохочет, он подошел к нему, взял за руку и пошел вместе с ним к павильону, где находилась девушка.

Когда Абу Нувас увидел сидевшую на кровати, одетую в голубой атлас, с лицом, слегка прикрытым голубым шелковым покрывалом, с большими черными глазами и с улыбкой на лице девушку, он отрезвился, но, воспламененный восторгом, сейчас же сочинил такие стихи:

О, передай красавице жестокой,Что я ее о жалости молюК тому, кто тщетным распален желаньемПеред ее красою неземной!Скажи ты ей: «Тебя я умоляюВо имя чудной белизны твоей,

Что непорочней розы и жасмина,Во имя дивной ласковой улыбки,Пред чем бледнеет жемчуг и рубин,О, брось ты мне лишь взгляд один, где мог быЯ не читать жестокой клеветы,Что на меня враги мои возводят!»

Когда Абу Нувас закончил, девушка предложила халифу поднос с вином, а тот, желая позабавиться, пригласил поэта выпить все вино из кубка. Абу Нувас охотно согласился и скоро почувствовал действие опьяняющего напитка. В эту минуту халифу пришла фантазия попугать Абу Нуваса: он вскочил и бросился на него с мечом, притворяясь, что хочет отрубить ему голову.

Испуганный Абу Нувас с громким криком заметался по комнате, а халиф преследовал его по всем углам и колол его острием меча. Наконец он сказал ему:

— Довольно! Иди на свое место и выпей еще!

В то же время он сделал знак девушке, чтобы она спрятала кубок; она тотчас же исполнила это, спрятав кубок под платье. Но Абу Нувас, хотя и был пьян, сейчас же заметил это и прочел следующие стихи:

Увы, как странно это приключение!Бесхитростная девушка внезапноВ коварную воровку обратиласьИ спрятала мой кубок золотойВ своей одежде, там, где так хотел быЯ скрыться сам! Но где, я не скажуИз уваженья к мудрому халифу!

Услышав эти стихи, халиф засмеялся и в шутку сказал Абу Нувасу:

— Клянусь Аллахом! С сегодняшнего дня назначу тебя на высокую должность. Отныне ты будешь начальником всех багдадских сводней.

Абу Нувас стал зубоскалить по этому поводу и тотчас же ответил:

— В таком случае, о повелитель правоверных, я в твоем распоряжении. Не имеешь ли ты надобности в моих услугах и в настоящую минуту?

При этих словах халиф воспылал страшным гневом и закричал евнуху, чтобы тот немедленно позвал палача — меченосца Масрура.

Несколько минут спустя явился Масрур, и халиф приказал ему раздеть Абу Нуваса…

На этом месте своего рассказа Шахерезада заметила, что наступает утро, и скромно умолкла.

Но когда наступила

ДВЕСТИ ВОСЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ НОЧЬ,

она сказала:

Он приказал Масруру раздеть Абу Нуваса, привязать ему к спине вьючное седло, взнуздать его, воткнуть ему в зад палку и водить его перед всеми павильонами, где жили фаворитки и прочие невольницы, на посмешище всем обывателям дворца, а потом привести его к городским воротам, при всем багдадском народе обезглавить и принести голову его халифу на подносе.

И Масрур отвечал:

— Слушаю и повинуюсь! — и тотчас же принялся исполнять волю халифа.

Он увел Абу Нуваса, решившего, что все старания смягчить гнев халифа будут напрасны, и, приведя его в предписанный вид, стал водить его перед дворцовыми флигелями, число которых равнялось числу дней в году.